Сны богов и монстров
Шрифт:
Сейчас в ней прорастала новая тревога и новое знание. И это пугало до дрожи. Легкая поначалу головная боль сменилась страшными приступами; что-то, спрятанное глубоко внутри черепной коробки, ворочалось и просилось на свободу.
Она вдохнула, выдохнула и сказала себе: можешь управлять мышцами? Значит, и рассудком сумеешь.
– Элиза, вам не дурно? Если нужно выйти отдышаться, пожалуйста…
– Нет-нет. Все отлично.
Она выдавила улыбку и снова склонилась над сфинксом.
Надежды доктора Амхали не оправдались. Швов не было. Не было ни единого признака того, что части разных тел собраны
Хотя кое-что они заметили.
Элиза долго держала рукой в перчатке мертвые руки сфинкса, уставясь на знак. Потом спросила:
– Вот это вы видели?
По молча брошенному взгляду доктора Амхали она поняла, что тот видел и, возможно, ожидал, когда это заметит кто-нибудь из них. Доктор Чодри несколько раз моргнул, присматриваясь, и пришел к тому же выводу, что Элиза.
– Девушка на мосту.
Девушка на мосту: синеволосая красотка, которая сражалась с ангелами в Праге. Элиза вспомнила ее ладони, а на них – глаза цвета индиго. Изображение попало на обложку журнала «Тайм» и стало с тех пор синонимом демона. Дети рисовали их шариковой ручкой, чтобы играть в злодеев. Новый знак, заменивший три шестерки.
– Понимаете ли вы, что это значит? – возбужденно воскликнул доктор Амхали. – Как мир воспримет новость? Ангелы прилетели в Рим; очень хорошо для христиан, так? Ангелы в Риме, предупреждают о демонах и грядущей войне. А здесь, в мусульманской стране, мы раскапываем… демонов. Как вы полагаете, какова будет реакция?
Элиза понимала его. И разделяла опасения. Мир и без демонов во плоти и крови вот-вот окончательно съедет с ума. Однако создания пробудили в ней любопытство, и она не желала разоблачить в них фальшивку.
В любом случае, пусть голова болит у правительств и дипломатов, полиции и военных. Работа ученых – исследовать останки. Все остальное их не касается. Предстоял большой объем действий: взять образцы тканей, выполнить полный комплекс измерений, представить подробнейшие фотоальбомы по каждому телу. Но сначала они просто осмотрятся.
– Все тела имеют такую метку? – спросил Чодри у марокканца.
– Кроме одного, – отозвался доктор Амхали.
Элиза удивилась. Впрочем, у следующего трупа, гигантской туши под белым покрывалом, метки на ладонях были, у тел в соседней палатке тоже, и в следующей, – так что Элиза о реплике доктора Амхали просто забыла. Последовательно обрабатывать тела было вполне достаточно во всех смыслах. Ее тошнило, настроение упало окончательно. Дергала, не отпускала мысль, что чудища пришли за ней. И от этого становилось по-настоящему страшно. Обходя палатку за палаткой, осматривая одно существо за другим, они ощущали себя посетителями передвижного зверинца. Где мертвы все звери. Страх сплетался с печалью.
Все существа представляли невероятное сочетание элементов самых разных животных; уровень разложения шел по нарастающей. Чем глубже они лежали в яме, тем дольше там находились, если судить по сохранности останков. Следовательно, существа были убиты в разное время. Что бы здесь ни случилось, резней это не назовешь.
А затем они подошли к последней палатке, стоящей в отдалении от остальных на противоположном краю могильника.
– Этого похоронили отдельно, – сказал доктор Амхали, поднимая клапан двери и пропуская их внутрь. – Могила совсем неглубокая.
Элиза вошла, и при виде последнего экспоната печаль накрыла ее с новой силой. У этого существа ладони были чистыми. Его похоронили даже с некоторой заботой: не бросили в зловонную яму, а положили отдельно и присыпали слоем земли и гравия. Тело покрывал сероватый налет пыли, превращая в своего рода скульптуру.
Может быть, именно поэтому ей пришло на ум, что он прекрасен. Не жалкий труп – произведение искусства. Захотелось поплакать над ним, вот уж глупость. Если остальные существа были в той или иной степени «монструозными», в этом было, скорее, больше «демонического»: почти антропоморфное тело, черные рога, раздвоенные копыта, крылья, как у летучей мыши. Сейчас он лежал на земле, распахнув крылья более чем на три метра; их кончики упирались в стенки палатки и загибались.
Однако демоническое в нем не отталкивало. Точно так же, как «ангельское» в ангелах не привлекало.
Что здесь произошло? Искать ответ не входило в ее обязанности, но вопрос носился в воздухе, как стайка перепуганных птиц. Кто убил этих существ и почему? Что они делали здесь, в африканской глуши? И… кто они вообще такие? И как называются?
Часть ее разума твердила: абсурдно смотреть на мертвых разложившихся монстров и интересоваться их названиями – и все же последнее тело, в совершенстве своих черт, пробуждало любопытство. Кончик одного рога был отломан. Мелкая деталь, но Элизе захотелось знать, как это случилось; а отсюда было совсем недалеко и до других вопросов. Как он прожил жизнь и отчего умер?
Мужчины что-то обсуждали. Доктор Амхали сказал, что существа некоторое время обитали в касбе и покинули ее только позавчера.
– Кочевники видели, как они снялись с места.
– Подождите, – сказала Элиза. – Так были еще и живые? Сколько?
– Мы не знаем. Свидетели в панике. По их словам, десятки и десятки.
Десятки. Элизе хотелось бы на это посмотреть. Увидеть, как они двигаются… дышат…
– И куда они делись? Их обнаружили?
Марокканец кисло ответил:
– Вон туда, – и показал вверх. – Нет, не обнаружили.
По неподтвержденному свидетельству очевидцев, «демоны» улетели в сторону Атласских гор. Смехотворно. Если не считать подтверждением разлагающиеся трупы. Как бы то ни было, вертолеты продолжали рыскать над горными пиками, а на земле организовывались поисковые отряды из агентов на джипах и верблюдах. Они опрашивали пастухов и местные племена берберов.
Элиза вышла из палатки вместе с учеными. Поиски ничего не дадут, подумала она, глядя на горы, на их покрытые снежными шапками вершины, такие неуместные в здешнем зное. Другой мир – вот куда они улетели.
35
Трижды Падший
– Вон!
Как только дверь закрылась, Иаил, император серафимов, резко дернулся и тряхнул плечами, чтобы скинуть оседлавшее его невидимое существо.
Если бы Разгут хотел остаться на прежнем месте, такое движение ни за что бы его не сбросило. У него была прочная хватка. И сильная воля – после долгой жизни в невообразимых муках, – а еще умение переносить любую боль.
Он мог бы огрызнуться:
– А ты заставь.
И хохотать своим безумным смехом, пока император лезет из кожи вон.