Сны инкуба
Шрифт:
— Попробуем, посмотрим, как получится. Зависит от того, что мне придётся делать в качестве лупы. Я только хочу, чтобы ты знал: ты можешь прямо сейчас выйти в эту дверь, и я все равно постараюсь быть твоей лупой.
Он сжал мне руку:
— Ты не будешь меня заставлять?
— Не в моих привычках.
— И не в моих, — сказал Жан-Клод. — Слишком часто я бывал жертвой за много веков. И вкуса к этому не приобрёл.
Ричард глубоко вздохнул, так что даже плечи приподнялись, даже живот втянул и выпустил, будто выпуская весь воздух из своего тела.
— Попробуем. Если не смогу, значит, не смогу, но я попробую.
Я не отняла руку у Жан-Клода, но шагнула вперёд и оказалась перед Ричардом. Приподнялась на цыпочки, а он наклонился, чтобы я поцеловала его в губы, нежно.
— Я тебе не говорила, что ты очень храбрый?
Что-то тёплое, хорошее появилось у него в глазах:
— Никогда.
— Так теперь говорю.
— Спасибо, — сказал он и обнял меня за талию, даже через шёлк согревая теплом своей кожи. Нет, не кожи — своей силы.
Жан-Клод встал, и я притянула его к себе сзади. Ричард напрягся, когда тело Жан-Клода прижало его руку, но справился с собой. Заставил себя расслабиться. У него получилось не до конца, но он попробовал. Пять за попытку.
— А теперь раздеваемся, — объявила я.
Они оба сразу и поперхнулись, и засмеялись.
— Ma petite, отчего ты вдруг так осмелела?
— У нас троих вечность уходит на любую мелочь. Мы её обсуждаем, спорим, ссоримся, миримся и опять ссоримся. Хватит обсуждать. Если мы собрались это делать, так давайте делать.
— Вот так просто, — сказал Ричард. — Снимай штаны, и никаких ласковых разговоров перед этим.
Я наклонилась ближе к нему, ощущая спиной вес Жан-Клода. Глядя в глаза Ричарда, я сказала:
— Хочу проверить, могу ли я тебя заглотать до самого горла.
Он заморгал, потом засмеялся, прекратил смеяться и сказал наконец сдавленным голосом:
— Раньше не могла. Это было отлично, но ты не могла совсем…
— Я тренировалась, — ответила я, улыбаясь ему.
— Вот эта улыбка… — начал он.
— Какая? — спросила я.
— Знающая, — ответил Жан-Клод.
— Та, которая говорит, что у тебя грязные мысли, и ты все это хочешь со мной проделать. Ты — единственная женщина, которая может вложить невинность и порок в один взгляд.
— Порок, — повторила я. — Мне обидеться?
— Никогда уже не думал увидеть вновь эту улыбку, обращённую ко мне. — Он поцеловал меня в лоб. — За неё я на многое готов.
— До меня все ещё не дошло насчёт невинности и порока в одной улыбке.
— У тебя вид падшего ангела, ma petite. Ангела, который не перестал быть ангелом потому, что всего лишь выпал из благодати. Крылья не так легко отнять.
Я вспомнила, как раньше то же подумала о Ричарде. Падший ангел. Хорошо ли, что мы с Жан-Клодом нашли одно и то же сравнение? Может, и нет, но вслух я сказала:
— Я думала, что тёмный ангел у нас ты?
И повернулась к нему.
Он улыбнулся и шепнул:
— Ничто из того, что могу предложить я, его из штанов не вытряхнет.
— Я слышу, — предупредил Ричард.
Жан-Клод засмеялся:
— И ты отказываешься от её предложения?
Ричард перевёл глаза с Жан-Клода на меня, опять на Жан-Клода. И засмеялся очень по-мужски.
— Нет.
Я вдруг резко почувствовала, как они оба прижимаются ко мне с двух сторон. Хватит разговоров, раздеваемся.
Глава пятьдесят девятая
Мы разделись, потом мы с Ричардом поспорили, какая позиция будет лучшей, чтобы взять его до самого горла. Я ж говорила, мы обо всем спорим. Спор решил Жан-Клод, просто сказав:
— Пусть ma petite попробует по-своему, а если у неё не получится, попробуем по-твоему.
Я начинала думать, что парой мы с Ричардом были бы совершенно невыносимой, а вот тройкой, если третий будет дипломатом, — возможно. Что значит, если вам в постели нужен третий взрослый как рефери? Ничего такого, о чем мне хотелось бы задуматься — сейчас, по крайней мере. Сейчас я отбросила все сомнения, все. Ричарда я знала слишком хорошо, чтобы не понимать, что потом он все поломает. Но это будет потом, а сейчас я собиралась наслаждаться моментом и надеялась, что у ребят та же мысль.
Ричарда я видала голым, и даже недавно, но уже очень давно не видала, как он лежит голый на кровати, вытянувшись, на спине, подставив моему взгляду контуры тела. Я заставила его раздвинуть ноги, чтобы лечь между ними, положить голову на мускулистые выпуклости ляжек и глядеть на его длину. Я таким образом даже немножко сама себя дразнила — так близко его пах, а я не прикасаюсь. Но я хотела не только смотреть, мне все нужно было. И не в том дело, что на его красоту смотреть было приятно, а в том, что я, подняв глаза от паха, только частично эрегированного и все же внушительного, увидела плоскую равнину живота с ямкой пупка, выпуклость груди с тёмными точками сосков на вечном загаре мускулов, закругление плеч, и наконец, лицо. Он смотрел на меня. Чистые темно-карие глаза, как шоколад, чуть уже затуманенные, а я всего только прильнула щекой к бедру и выдохнула прямо в мошонку. Как пёрышком прикоснулась, и сразу же эффект отразился у него на лице — и на других частях тела.
Не только в теле дело было, а и в том, что Ричард смотрел на меня. Тяжесть его взгляда. Как он смотрит на меня вдоль тела, а я лежу у него между бёдер. Я раньше думала, что только смерть может отобрать у меня кого-то. Но потом я узнала, что есть вещи куда меньшего масштаба, которые могут у тебя украсть человека так же полностью, так же навсегда. Человек живёт, дышит, но тебе уже до него не дотронуться, не увидеть его голым, не проснуться навстречу его улыбке, запаху его кожи на твоей простыне. Есть вещи не столь драматичные, как смерть, но не менее постоянные. Если мне не придётся больше вот так быть с Ричардом, я хочу, чтобы это было подольше. И торопиться не буду.