Сны листопада
Шрифт:
И я кормила его. Злостью. Желанием отомстить. Нежеланием признаться, что я на самом деле соврала и все придумала. Ложью, которая так быстро обросла подробностями и фактами — я и не подозревала, что могу так холодно врать своему мужу в глаза, рассказывая о том, чего никогда не было.
Я задыхалась от молчания, которым Костя встречал эту ложь. Мне хотелось, чтобы он сорвался, заорал, признался мне наконец, сказал, что хоть капельку, но все-таки сожалеет о том, что делал — но он молчал, и от этого молчания в доме висела ужасная тяжелая тишина.
Меня спасала от нее только работа.
Работа… и Ростислав.
Уже в понедельник
Все стало как будто бы как раньше. Мы по-прежнему задерживались вместе допоздна и работали вдвоем, я позволяла себе чашку кофе в его кабинете, обсуждение отвлеченных тем в перерыве между работой с документами, улыбку в ответ на «Юстина Борисовна, похоже, сегодня не в духе», которое из его уст звучало, как комплимент…
Нет, я не хотела возвращаться в молчание и темноту, не хотела лежать в постели и думать. С Ростиславом эти мысли отступали на второй план.
Я смогла продержаться так два месяца, три, полгода… или мне казалось, что я держусь, потому что одежда стала вдруг как-то странно на мне висеть, и по возвращении с работы мне все чаще не хотелось есть, а хотелось только спать, а после первой неудачной беременности и больницы это желание стало постоянным, навязчивым, главным…
В больнице, прижавшись к Косте, я бормотала все, что приходило в голову, только чтобы заглушить наполняющее меня чувство пустоты и осознания того, что у меня действительно мог бы быть от Лукьянчикова ребенок — и уже не будет. Я плохо помнила и то, что говорил мне сам Костя: воспоминания пришли потом, намного позже, когда я смогла себе позволить вернуться в тот день и прожить его снова.
Но я помнила молчание женщин вокруг.
Образ маленькой смеющейся девочки, вдруг представший перед моими глазами.
Мне казалось, будь у меня ребенок, я бы забыла о ссорах, изменах и обо всем на свете. Мне казалось, стань я мамой, и все проблемы сразу же отошли бы на второй план.
Мне казалось.
В тот день я пришла домой рано — разболелась голова, мысли разбегались, и оставаться в кабинете, чтобы просто посидеть, послушать тишину, я не стала. Приняла душ и забралась на кровать рядом с Костей, который смотрел какой-то боевик по телевизору. Включила ноутбук и принялась листать новости в тишине, нарушаемой диалогами и выстрелами, пытаясь заставить себя заинтересоваться хоть одной статьей… и я знала Лукьянчикова слишком хорошо, чтобы хоть на мгновение позволить себе подумать о том, что он ничего мне не скажет.
— Сегодня ты рано, — проговорил он, выключая телевизор, когда фильм закончился. — Что, у Макарова в понедельник по расписанию своя жена, а не чужая?
— Отстань, — сказала я, закрывая ноутбук. Комната погрузилась в темноту; я поставила ноутбук на тумбочку у кровати и забралась под одеяло, отвернувшись от Кости и отодвинувшись от него как можно дальше, насколько позволяла наша небольших размеров кровать. — Я устала. Спокойной ночи.
— Потерпи меня еще немного, Юсенька, — сказал он очень ласково. — Зато потом на целый месяц останешься одна. Отдохнешь. Уверен, в мое отсутствие расписание твой Макаров перекроит.
— Спасибо за мысль, Костя, — процедила я. — Мы обязательно
— Ты, главное, предохраняйся, — заговорил он после паузы, и обычно мягкий голос его сейчас был похож на скрежет железа по другому железу. — Ну или сразу сделай аборт, если забеременеешь, чтобы до моего приезда уже…
В глазах у меня потемнело, я размахнулась и со всей силы ударила Костю по лицу. Он перехватил мою руку, потянул меня к себе, а потом прижал свои телом к кровати, пока я вырывалась и орала, что ненавижу его и что разведусь с ним, когда он вернется обратно, и пусть он валит на все четыре стороны, как я и предлагала ему в самый первый раз!
— Ах вот как? — зарычал он мне в лицо. — Вот что, значит, ты задумала, Юся? Не будет этого, тебе ясно, не будет, ты поняла?
— Почему ты это делал? — завопила я, вырываясь. — Скажи мне! Скажи мне, Костя, черт тебя дери, скажи!
— Да потому что я не собирался к тебе возвращаться! — выкрикнул он. — Никогда!
Тишина, наступившая вслед за его словами, зазвенела. Мы уставились друг на друга, и не знаю, чего я ожидала, но этих слов — точно нет, и они впились в мое горло, ухватили меня за шею и, казалось, лишили даже возможности вдохнуть.
— Не собирался? — наконец кое-как выдавила я.
— Да, не собирался, — яростно выплюнул он. — Ты мне все нервы вымотала своими истериками, Юся. Ты мне всю кровь выпила!.. Я уже ненавидел тебя до полусмерти, но все равно возвращался к тебе, как приклеенный, как последний идиот! — В новой тишине было слышно его тяжелое дыхание. — Я не прятался с твоими подружками на сеновале, пока ты ждала меня дома, я не спал с тобой и с кем-то еще одновременно, — я не изменял тебе, Юся, я уйти от тебя пытался, навсегда уйти!.. Ну, рада теперь? Довольна?
— И чем я должна быть довольна? — огрызнулась я.
— Ничем, — тут же огрызнулся Костя в ответ, отпуская меня и перемещаясь на свою сторону постели.
— Раз ничем, какого черта спрашиваешь?
— Лучше не зли меня сейчас, Юся, — сказал он, явно с трудом сдерживаясь. — Лучше не начинай.
— А то что?
Костя встал с постели и вышел на балкон, хлопнув дверью так, что зазвенели стекла.
Глава 16
Я крепилась и терпела, пока Костя не заснул, но потом все же позволила себе заплакать, и долго лежала, глядя лицом в потолок и не стирая с лица катящихся по нему слез и слушая, как за окном свистит ветер и бьет в стекло мокрый снег.
Я вспоминала наши последние перед расставанием ссоры, жестокие слова, которые мы друг другу тогда наговорили, и понимала — да, я бы и сама не хотела возвращаться туда, где были ненависть и боль, и удары, которые мы с такой филигранной точностью и так без оглядки друг другу наносили, но…
У нас так было не всегда. Совсем не всегда.
Такой же снег шел в тот вечер почти пять лет назад, когда Костя, наконец, закончив отделку своей части дома, собрал своих друзей — и меня в том числе, — на посиделки в честь новоселья. Мы встречались к тому моменту уже два месяца, и мои подруги то и дело с любопытством интересовались, как долго еще я намерена «мариновать» Лукьянчикова, прежде чем у нас будет «это»…