Сны мертвой девушки из Версуа
Шрифт:
Швейцария: знойное лето
Как это ни казалось нереальным в продрогшей Москве, а в женевском аэропорту и вправду вовсю светило солнце, так что, едва покинув самолет, я тут же едва не спекся в своем кашемировом костюме и водолазке. В полупустом зале прилета меня энергично приветствовала молочно-шоколадная буря, которая при ближайшем рассмотрении оказалась великолепно загорелой Соней в белоснежных шортах и майке.
– Это все твои вещи? Негусто. Во что ты одет! Наверное, перепутал Женеву с Аляской. Господи, как ты похудел! – бросая эти фразы, Соня кружила меня, дергала то за сумку, то за рукава, и при этом на ее лице не мелькнуло
– Ах, Ален, ты такой… московский, – неутешительно заключила она, останавливаясь наконец передо мной со скрещенными на груди руками.
Стройная брюнетка с длинными волосами – Соня ни на грамм не изменилась за все годы, что я ее знал, но на этот раз нельзя было не отметить ее мрачности, тревоги, проскальзывавшей даже в ее монологе про мой столь «московский» внешний вид.
– Не наезжай, – огрызнулся я, ощущая, как все мое тело покрывается противным липким потом. – Переоденусь в машине. К твоему сведению, в столице нашей родины – холод собачий.
Соня молча кивнула и, грациозно развернувшись, направилась к выходу. Я потрусил за ней, сгорая от желания поскорей скинуть с себя, как наследие холодной Москвы, всю эту жаркую, тяжелую одежду. Мы прошли по стоянке, мимо ярких и чистеньких, словно игрушечные, машин, прямо к белоснежному «Шевроле» с открытым верхом, за руль которого Соня и уселась во всем своем великолепии.
Я бросил сумку на заднее сиденье и устроился рядом с Соней, отметив про себя, что если быстро переоденусь в белые майку и шорты, то прекрасно впишусь в общий антураж: жгучая брюнетка и мужественный шатен, оба – в белом. Эстетика.
Соня первым делом нацепила на нос солнцезащитные очки, уверенно вывела машину со стоянки и вырулила на шоссе. Я немедленно принялся за переодевание, а она, перекрывая гул ветра, сказала:
– Давай я сразу введу тебя в курс дела – пока что в самых общих, так сказать, чертах…
Соня почти выкрикивала каждое слово уверенным и сильным, с хрипотцой, голосом, чем-то напоминающим голос божественной Эдит Пиаф.
– Я живу здесь у тетки Лорен, в Версуа, это всего в семи километрах от Женевы! – кричала она, не отрывая взгляда от дороги. – Милый городишко, а у Лорен классный домик, там и ты остановишься, потому как отели тут, сам догадываешься, дорогущие. Сразу предупреждаю: есть темы, на которые при Лорен говорить нельзя, – о покойниках, и в частности об утопленниках. Совсем недавно, в мае, у нее погибла единственная дочь Шарлотта – утонула в озере. Вроде как самый натуральный несчастный случай, хотя не все еще ясно. Шарлотте было только шестнадцать лет, школьница. Не помню, рассказывала я тебе когда-нибудь про свою швейцарскую тетку? Это был целый сериал со страстями: Лорен неожиданно родила себе дочку уже в солидном возрасте. На тот момент единственным ее родным человеком был мой папа. Но что он мог? Лорен наотрез отказалась говорить о том, кто отец ребенка, так что о счастливой свадьбе, сам понимаешь, речь даже и не шла. Но, как бы там ни было, а дочь стала единственной радостью Лорен в жизни.
К этому моменту я избавился от пиджака, водолазки и брюк и теперь торопливо напяливал слегка помявшиеся в сумке шорты. Соня, бросив на меня беглый взгляд, одобрительно кивнула.
– В нынешнем году я приехала к Лорен с подругой. Да, собственно, и не подруга она мне, эта Оля. Просто увязалась за мной на швейцарский пленэр. И вот представь: Лорен в нее с первого взгляда влюбилась, потому как эта Оля – вылитая Шарлотта, такая же рыжая. Лорен поселила ее в дочкиной комнате, кофе по утрам в постель приносила. И вдруг – бац! – тут Соня кулаком грохнула по рулю, и машину
Наконец я переоделся в летнее и мог вздохнуть свободно. Сонин рассказ лишь улучшил мое настроение. В столь симпатичной стране, как Швейцария, даже трагедии наподобие смерти единственной дочери тетушки Лорен выглядят как киномелодрама с номинацией на «Оскар» за лучший сценарий, актерскую игру и музыкальную тему: рыжеволосая юная красавица на портрете в темной рамке, неутешная мать…
Что касается пропавшей Ольги, тут все стократ оптимистичнее: наверняка прекрасная россиянка элементарно встретила классного веселого швейцарца, владельца сыроварни, и порешила исчезнуть с ним на медовый месяц. Банально, но романтично. И потом – печально, но факт! – девяносто девять процентов русских девушек, таких же, как эта неизвестная мне Ольга, отправляются в Европу вовсе не для того, чтобы живописать полотна-шедевры. Они хотят подловить здесь приличного мужика и выскочить замуж, обеспечив тем самым себя и свое будущее потомство превосходным пленэром до конца жизни.
Мне хотелось петь и улыбаться. Я – в Швейцарии, наслаждаюсь солнцем, теплом, чудными пейзажами и смешными Сониными проблемами. Жизнь прекрасна! Я любовался пряничными домиками, яркими цветами вдоль дороги и безоблачным голубым небом.
– Перестань скалиться, у тебя совершенно ненормальный, приторный и счастливый вид, – прервала мою нирвану Соня. – Эту дурочку Олю наверняка уже грохнули в тихом месте и сплавили в озеро, а ты тут расплываешься как идиот. Не забывай, я вызвала тебя для работы.
Вот так-то. Собственно говоря, Соня была абсолютно права: настоящая моя работа – не рекламировать парижский парфюм, а вытягивать друзей из беды. Если хотите, я – сыщик-любитель, последователь комиссара Мегрэ и Ниро Вульфа, рассматривающий жизнь как цепь закономерных случайностей, ведущих к разгадке житейских тайн.
Солнце светило, мы мчались по великолепному шоссе, лоб приятно обдувало ветром. Не успел я налюбоваться на чудные рабатки с красной геранью вдоль шоссе, как промелькнул голубой прямоугольник указателя с надписью «Versoix». Мы были на месте.
Плоды акклиматизации
Сонина тетушка Лорен Дижон жила в классическом швейцарском домике в два этажа из розоватого камня, с узкими высокими окнами и черепичной крышей. Все окна украшала ярко-красная герань, она же цвела в длинных деревянных ящиках на веранде и в круглых латунных горшках, подвешенных тут же, на крюках. В саду на фоне зеленой травы весело пестрели полосатые шезлонги, в одном из которых сидел худой длинный парень в черных джинсах и майке, странно контрастируя со всеми этими жизнерадостными красками лета. При виде нас он нерешительно поднялся и двинулся навстречу.
– Это Шарль Монтесье, местный богатенький буратино: несмотря на юный возраст, обладатель умопомрачительного счета в банке. Мы с Ольгой между собой звали его Шариком, – шепотом сообщила мне Соня, пока парень не приблизился, протянув для пожатия руку, сплошь покрытую витиеватым рисунком татуировки.
– Добрый день. Меня зовут Шарль.
– Ален.
– У вас французское имя.
– У меня и папа французский.
Он усмехнулся, пристально глядя на меня. Глаза у него были необыкновенно яркого синего цвета, взгляд – цепкий и внимательный. Казалось, парня постоянно точит какая-то неотступная мрачная мысль… Или он просто напускал на себя таинственный вид, чтобы нравиться девчонкам.