Сны роботов
Шрифт:
Галлимен в бешенстве стукнул кулаком по столу.
— По почему, почему, черт вас побери? С ним что-нибудь неладно? Разве нельзя исправить его?
— Вряд ли, — ответил Отман с какой-то безнадежностью в голосе. — Я никогда раньше об этом не задумывался, просто не предоставлялось случая. Но теперь мне кажется, что мы подошли к концу, так как Мультивак слишком совершенен Он стал таким сложным, что способен мыслить и чувствовать, подобно человеку.
— Вы с ума сошли. Но даже если и так, что из этого?
— Уже более пятидесяти лет мы взваливаем на Мультивак все человеческие горести. Мы
Отман замолчал на минуту, потом взорвался:
— Мистер Галлимен, Мультивак несет на своих плечах все грехи мира — он устал!
— Бред, настоящий бред, — пробормотал Галлимен.
— Хотите я вам кое-что покажу. Давайте я проверю свою догадку. Разрешите мне воспользоваться линией связи с Мультиваком прямо у вас в кабинете.
— Зачем?
— Я задам ему вопрос, который никто до меня не задавал.
— А это ему не повредит? — Галлимен был в панике.
— Нет, просто он скажет нам, что мы хотим знать.
Председатель колебался. Потом сказал:
— Давайте.
Отман подошел к аппарату, стоявшему на столе у Галлимена. Пальцы его уверенно выстукали вопрос:
«Мультивак, что хочется тебе самому больше всего на свете?»
Пауза между вопросом и ответом тянулась мучительно долго. Отман и Галлимен затаили дыхание.
И вот послышалось щелканье, выпала карточка.
Маленькая карточка, на которой четкими буквами было написано:
«Я хочу умереть».
Жизнь и времена Мультивака
От случая к случаю я, бывало, писал статьи для «Нью-Йорк Таймс Мэгэзин», но больше половины из них журнал обычно заворачивал.
В принципе, такое отношение должно было меня расхолодить и убедить в том, что на данном рынке я не котируюсь, а значит, мне лучше сосредоточить свои усилия на чем-то другом. Но «Таймс» - это все-таки случай особый, поэтому я продолжал стараться.
Однако осенью 1974 года, получив три отказа подряд, я решил, что, если журнал закажет мне еще какую-нибудь статью, я тоже ему откажу. Правда, сказать это легче, чем сделать, потому что заказы мне обычно передавал Джеральд Уокер, а более славного парня мир просто не видел. Когда он позвонил, я отчаянно напряг силу воли, чтобы ответить отказом на все его предложения, - и вдруг он произнес волшебные слова «научная фантастика».
– Научно-фантастический рассказ?
– переспросил я.
– Да, - сказал он.
– Для публикации в журнале?
– Да. Нам нужен рассказ примерно в четыре тысячи слов, чтобы речь в нем шла о будущем и в частности об отношениях между человеком и машиной.
– Я попробую, - сказал я.
А что еще я мог сказать? Возможность сразить «Таймс» научно-фантастической историей была слишком заманчивой, чтобы ее упустить. Восемнадцатого ноября 1974 года я начал работу над рассказом и послал его в редакцию без всякой уверенности в результате: не опубликуют, ну и черт с ними. Рассказ появился в воскресном выпуске «Таймс» 5 января 1975 года, и, насколько мне известно, это было первое произведение художественной литературы, принятое и опубликованное журналом.
Весь мир был заинтригован. Весь мир мог наблюдать. Если бы кого-то заинтересовало точное число зрителей, Мультивак бы его сообщил. Большой компьютер Мультивак был в курсе дела - как и всех прочих дел на Земле.
Мультивак сам выступал судьей на этом процессе - судьей настолько беспристрастным, непредвзятым и справедливым, что не нужно было ни защитника, ни обвинителя. Присутствовали только обвиняемый, Саймон Хайнс, да свидетели, и в их числе Рональд Бакст.
Бакст, разумеется, наблюдал за процессом. Как свидетель, он обязан был сидеть у экрана, хотя его это утомляло. Видно, возраст давал себя знать: Бакст разменял уже десятый десяток, и в копне волос уже отчетливо виднелась седина.
Норин не хотела смотреть на процесс. В дверях она сказала:
– Если бы у нас остался хоть один друг...
– Она сделала паузу и добавила: - В чем я очень сомневаюсь. И ушла.
Бакст не мог сказать с уверенностью, вернется ли она вообще, но в данный момент это не имело значения.
Хайнс, как последний идиот, совершил нападение на Мультивак. Это ж надо додуматься - подойти к терминалу и попытаться его раздолбать! Как будто он не знал, что вездесущий компьютер - всемогущий Компьютер (с большой буквы, пожалуйста!), управляющий
миллионами роботов, сумеет себя защитить. И даже если бы нападение удалось - ну, разбил бы он этот терминал, а толку-то?
Так ему еще, видите ли, приспичило сделать эту глупость в физическом присутствии Бакста!
Его вызвали точно по расписанию:
– А сейчас свидетельские показания даст Рональд Бакст.
Голос у Мультивака был чарующий, и обаяние его не приедалось, сколько ни слушай. Тембр не мужской, но и не женский. А язык - любой, на каком удобнее разговаривать собеседнику.
– Я готов дать показания, - откликнулся Бакст.
Ничего другого ему не оставалось. Хайнсу все равно не избежать наказания. И, кстати, если бы его судили люди, суд был бы более скорым на расправу и менее справедливым.
Прошло пятнадцать дней, которые Бакст провел в полном одиночестве. Впрочем, физическое одиночество не было редкостью в мире Мультивака. В эпоху великих катастроф вымерло почти все население Земли, и не кто иной, как компьютеры, спасли уцелевших и руководили возрождением цивилизации, совершенствуя заодно самих себя, пока не слились в Мультивак. Зато нынешние жители Земли - пять миллионов человек - жили припеваючи и не знали никаких забот.