Сны сирен
Шрифт:
Я – великий.
Конечно же, я ничего не понял. Я смотрел на тебя, сияющую, и не мог понять, почему ты радуешься. Что такого в этих твоих словах? Ну был Вильям Херст, и что?
– А дело в том, что ты практически все угадал в точку. Понимаешь? Я посмотрела архивы «Марвел» и нашла вот это! – Ты протянула мне распечатку, и я прочитал, что комикс «Сады Сирен» действительно выпускался компанией в тысяча девятьсот семьдесят шестом году. Вышло аж три серии, и автором комикса был не кто иной, как Вильям Херст. Что стало дальше с героем моего сна, в распечатке не упоминалось, но я отчего-то сразу понял, что угадал с его биографией.
– Зачем тебе понадобилось смотреть архивы
– Да и плевать! Мне показалось, что это важно. Понимаешь, ВАЖНО. Потому что все не случайно. Когда ты рассказывал в первый раз историю про Херста, я сразу почувствовала, что она изменит мою жизнь. Нашу жизнь. И я всего лишь проверила свои догадки. Просто мы искали не там. Херст жил слишком рано… когда он жил, Интернета еще не было, да и большой известности художник не приобрел. Поэтому, когда он исчез, про него попросту забыли.
– Исчез?
– Ну не исчез, а умер. Или не умер, а просто что-то с ним стало… Ясно одно: он пропал из мира комиксов… и из мира людей, в принципе, тоже. Выпал из информационного поля. Я предлагаю все разузнать про Херста. Понимаешь, из этой истории может получиться отличнейший сценарий для фильма. Ты же давно мечтал написать сценарий! А тут еще красивая коммерческая приписка – ОСНОВАНО НА РЕАЛЬНЫХ СОБЫТИЯХ! Твой сценарий оторвут с руками!
Я не разделял твоего оптимизма, но вынужден был согласиться, что история действительно вырисовывается красивая. Сценарий писать мне было лень. Я для начала ограничился бы синопсисом. А вот если б кто-то внес аванс, то тогда, конечно…
Последний год я работал копирайтером в крупном рекламном агентстве. Писал в основном не рекламные ролики, а BTL-проекты. А если учесть, что в клиентах у нас водились все «проктары с гемблами» и «бленда-меды», то сразу станет понятно, что на работе я откровенно скучал. Я давно уже мечтал о чем-то стоящем. И, возможно, написать сценарий для фильма было для меня как раз тем самым долгожданным серьезным делом. Об этом я и сказал тебе всего за три дня до того, как увидел сон о сумасшедшем художнике.
– Представляешь, Менделееву приснилась его таблица. Ньютону – закон всемирного тяготения. А тебе, вполне может быть, приснился гениальный сценарий, который может стать для нас шансом начать новую жизнь. Мы обязательно должны разыскать всю информацию о жизни Херста, и ты непременно напишешь его историю. И по ней точно снимут фильм! У меня интуиция: все это не просто так!
Да, в твоих словах определенно была логика. А потому мы начали расследование.
Найти человека, жившего в другой стране много лет назад, не так уж и просто. Особенно если это обычный человек, не кинозвезда и не успешный политик. Сидя перед лэптопом в Москве, можно облазить всю мировую Паутину и все равно не разыскать ничего. Я это прекрасно понимал, а потому никуда не спешил. Я думал так: если это действительно что-то важное, то Херст отыщется сам собой. Должно повезти. А если нет, то и не стоит напрягаться.
Перелопатив все возможные информационные базы со свободным доступом, мы зашли во вполне предсказуемый тупик. Через три часа, в течение которых мы не нашли ровным счетом ничего, энтузиазм у тебя поубавился. Я пошел на кухню, заварил нам мятного чаю. Достал из коробки миндальное печенье. Мы сели по-турецки на диване и стали пить горячий ароматный чай. Ты хрустела печеньем, а я поглядывал на тебя исподтишка и улыбался.
Как мужчина выбирает себе женщину? Ту самую, с которой он готов связать свою жизнь? По каким признакам он вдруг решает, что это именно она? Вот я смотрел на тебя и был абсолютно уверен, что ты та самая, которая мне нужна. Но как я это вычислил, совершенно непонятно. Эта попытка анализа была вовсе не от сомнений, а чисто из любопытства. На самом деле, мне думается, что все дело в электричестве. Да-да. Именно в электричестве. Ведь мы, по большому счету, живые батарейки на ногах. Ходим, плачем, смеемся, а на самом деле – не более чем электрические заряды. Причем очень разные заряды: и плюсы и минусы, и мощность разная. А вот встречаются такие заряды, между которыми возникает притяжение. И чем идеальнее их разность, тем больше притяжение и тем комфортнее им друг с другом. А любовь – это как раз тот самый импульс, который при появлении в магнитном поле такого идеального зарядика вспыхивает в голове, как лампочка. Если б я рассказал тебе эту теорию, думаю, ты бы раскритиковала меня в пух и прах. Ты бы сказала, что я бездушный циник. А я не согласен. На мой взгляд, это очень романтическая версия. Вот сейчас закрываю глаза и вижу почти клип, в котором люди-лампочки танцуют и подмигивают, катаясь на коньках по Красной площади… и снег идет. И у всех разное свечение – в зависимости от силы их чувств. И чем больше любви, тем больше света… Прикольно.
От этих мыслей меня оторвал телефонный звонок. У меня на мобильном тогда стояла мелодия Дельфина «Июнь». Я только-только поставил ее, и она мне очень нравилась. До того, что я мог заслушаться и не снять трубку. И вот я отвлекся от мыслей про электрические заряды и не торопясь пошел в соседнюю комнату ответить на вызов. Пока я искал телефон, звонить перестали. Номер был не определен, так что перезвонить я не мог.
– Кто звонил? – спросила ты, когда я вернулся.
– Не знаю. Не успел ответить.
– Однажды ты так пропустишь очень важный звонок и будешь сожалеть об этом.
– А как я узнаю, что он был важный? Если я на него не отвечу? Про важные пропущенные звонки мы обычно ничего не знаем. Так же как про упущенные возможности. Иначе бы все давно сошли с ума. Представляешь, если бы в жизни, как в компьютерной игре, при совершении неверных действий события отматывались назад и тебе показывалось, где и как ты поступил неправильно и что в результате потерял… Конечно, тогда можно было бы извлекать уроки, но, думаю, сойти с ума от самоуничижения шансов куда больше, чем чему-то научиться.
– Это пассивная позиция. Тебе не кажется, что ты утрачиваешь стремление к самосовершенствованию? В чем бы то ни было. Постепенно теряешь интерес к движению вперед. Я рядом, и мне это очень заметно. Эй! Ты же мой герой. А ты совсем раскис. Это неправильно. Мы же в начале пути. Нам не восемьдесят лет. Мы молоды, и мы должны трахнуть этот мир! Именно трахнуть! А пока получается, что мир трахает нас.
– А тебе не кажется, что твоя бравада лишь от того, что тебе двадцать три? Понимаешь, о чем я? Когда мне было двадцать три, я тоже прыгал до потолка. А сейчас мне тридцать, и я не хочу. И не потому, что мне ничего не надо. Просто не хочу прыгать, и все. Может, потому что напрыгался. Понимаешь?
Философский спор переходил на повышенные тона. Это нельзя было назвать ссорой. Ты старалась расшевелить меня, вдохновить на большие поступки, а я не хотел никаких больших поступков.
– Чушь все это! – не унималась ты. – «Напрыгался». Такое можно сказать, если ты действительно достиг потолка. А ты ведь МОЖЕШЬ достичь чего-то гораздо большего. И это не мне надо! Это надо тебе. Чтобы ты не скис совсем. Чтобы, работая над продвижением зубной пасты, сам не превратился в нечто подобное – белое и бесформенное. А поэтому я очень хочу, чтобы ты хотя бы попробовал написать этот сценарий.