Со щитом и на щите
Шрифт:
А утром — ни свет ни заря:
— По-одъе-ом!
Не успели одеться да койки застелить, как новая команда:
— На зарядку! Быстрее! Быстрее! Вы что, месяц не ели?
Есть-то ели, да не привыкли так торопиться.
Катимся вниз со второго этажа. Спотыкаемся, полусонные, на ступеньках.
Во дворе темно, холодно — бр-р-р! А мы в нижних сорочках: ветер так и пронизывает.
— По два — стройся!
Строимся. Прижимаемся друг к другу, чтобы хоть немного согреться.
— Напра-во!
Побежали. Сначала весело, дружно, размахивая вовсю руками. А когда немного запыхались, то помедленнее. А помкомвзвода, голый по пояс, скачет впереди, поджидая нас, на бегу командует:
— Не отставать!
И командиры отделений, тоже голые по пояс, дружно за ним:
— Ногу! Ногу!
Воздух в груди аж свистит. Уже не холодно — жарко. А помкомвзвода прет, как конь. Повернул в ворота.
Бежим из последних сил, а нам навстречу возвращаются группы военных. Тоже бегом.
— На месте шагом арш! Ать-два! Выше ногу!
Куда еще выше? И так задираем — суставы трещат!
— Взво-од, стой!
Остановились. Только теперь заметили речушку, прыгающую по каменистому дну.
— Снимай сорочки!
Помкомвзвода, подавая нам пример, первым наклоняется над водой. Черпает полные пригоршни, хлюпает на шею, грудь, спину. Мы же боязливо подступаем к берегу, пробуем пальцами воду: ледяная!
— Пускай дурные моются, — бубнит Мишка. Склоняется, делает вид, что черпает ладонями воду. Ухает, будто и вправду водой обливается.
— Молодец! — хвалит его командир отделения. — Вот берите с него пример!
Брать так брать. Я тоже черпаю ладонями воздух, ухаю не хуже Мишки.
— Хватит для начала, — останавливает нас командир. — А то еще простудитесь.
— Не застудимся! — дружно отвечаем. — Нам не впервой!
— Возим полотенца по сухой коже, делаем вид, что вытираемся.
— Помылись?
Помкомвзвода! Не заметили, как подошел.
— Уже умылись! — бодро докладывает Мишка.
— Ну, как вода?
— Как парное молоко!
— А ну, покажите-ка полотенца!
Попались! Полотенца-то сухенькие. Не догадались, дураки набитые, смочить в воде.
— Та-ак… — И к командиру отделения: — А вы куда смотрите? Ну-ка, наклоняйте их по очереди!
Командир отделения хватает за шею сначала Мишку. Наклоняет, аж спина трещит. И Мишка уже ухает, не прикидываясь: помкомвзвода обливает его водой сверху донизу.
— Ясно, как нужно умываться?
Мишке ясно. Вытирается, полотенце так и мелькает.
— Давайте и этого!
Твердая ладонь ложится мне на затылок. Я расставляю ноги пошире, чтобы не свалиться в речку, кричу, что буду умываться сам, а те, кто уже умылся, смеются, хватаясь за живот. Цирк, да и только!
У помкомвзвода не пригоршни — ведра. Да и плещет так, что вода и в штаны затекает.
— Хватит, вытирайтесь!
Мгновенно хватаю полотенце.
Назад бежим — и подгонять не нужно.
После завтрака повели всех в баню, а оттуда опять строем.
Старательно размахиваем руками, стучим о землю подошвами, на ходу ровняем ряд. Навстречу проходят красноармейцы, меряют нас насмешливыми взглядами, перекидываются ехидными репликами. Нам и самим понятно, какое жалкое зрелище представляем собой: в гражданской одежде, не строй, а отара.
Вот прошагал ощетинившийся штыками взвод — с песней, с залихватским посвистом, с командиром-орлом впереди. Мы оглядываемся им вслед с неимоверной завистью.
— Как ты думаешь, нам скоро винтовки дадут?
— Спроси у командира.
Подходим к одноэтажному приземистому зданию с маленькими зарешеченными оконцами. И пока мы раздумывали, куда нас привели, услышали новую команду:
— Приставить ногу! Справа по одному шагом арш!
Это «арш» звучит как выстрел — неожиданно и резко. Мы аж вздрагиваем.
Заходим внутрь. Нас ведут в конец длиннющего склада. Здесь стоит что-то напоминающее прилавок, а за прилавком — командир. У каждого спрашивает рост, размер обуви, приказывает снять кепку или шапку и натренированным оком прикидывает окружность головы.
— Третий… Сорок один… Пятьдесят шесть…
Цифры так и сыплются из его уст и материализуются шинелями, гимнастерками, бельем, обувью. Выдают сразу все, вплоть до портянок, чтобы на нас от домашнего не осталось и нитки. Кое-кто порывается сразу и примерить, но командиры торопят, чтобы не задерживались. Примерять будем в казарме.
— А вдруг не подойдет?
— Потом поменяете!
В казарме было пусто и тихо, все словно замерло. И двухэтажные койки, выстроенные в длинные ряды, с идеальной линией белых подушек и серых одеял, и табуретки, по две у каждой койки, и пустые пирамиды для винтовок и пулеметов. И даже дневальный, единственное живое существо на все помещение, в ловко подогнанной форме, со штыком на боку. Стоит и не моргнет: стережет строгую тишину.
Но мы ее враз всколыхнули: бросились к своим койкам. Каждому хочется скорее сбросить с себя гражданское, стать настоящим бойцом. Торопливо влезаем в нательное белье, в брюки галифе из синей диагонали, а потом уже подходим к командирам отделений с ботинками, портянками, обмотками.
До сих пор мне казалось, что обуться — дело нехитрое. Натянул на ногу, что попало под руки — носок так носок, портянку так портянку, кое-как зашнуровал, притопнул — одна нога и обута. Затем так же со второй, чтоб побыстрее из дома, с глаз маминых, не то обязательно заставит что-нибудь делать, а на улице друзья уже ждут…