Со спичкой вокруг солнца

Нариньяни Семен Давыдович

Между мной и редакторским гостем только и разница, что мою масть можно определить по прическе, а он, как солдат, острижен наголо.

Улыбаюсь пареньку, говорю:

— Коля.

Паренек называет себя:

— Петя.

— Не просто Петя, — добавляет главный. — Петя Величкин.

Меня как будто огрели прутом.

— Так ведь…

— Был, а теперь выпустили.

Вот, оказывается, почему безбровый гость редактора был острижен наголо. Редактор смотрит на меня, говорит:

— Горпрокурор установил,

что Величкин не виновен в растрате трех тысяч рублей.

— А как же бумажки, которые ты дал мне в синей папке?

— Бумажки были лживые. А ну, Величкин, расскажи своему крестному, как было дело.

А дело, оказывается, было так. Привел председатель правления потребительской кооперации «Профработник» комсомольского выдвиженца в магазин за пять минут до открытия, собрал продавцов и сказал:

— Вот вам, продавцы-молодцы, новый заведующий. Он разливщик стали с «Серпа и молота», торговать не умеет, так вы его в порядке пролетарской солидарности поучите.

А в этом магазине продавцы оказались без чувства пролетарской солидарности. Как говорится, вор сидел на воре. Попробовали воры поначалу прощупать новичка, — может быть, удастся втянуть его в свою компанию. А Величкин ни-ни. Наоборот. Стал проявлять строгость. Увидел, что продавец мануфактурного отдела обмеривает домохозяек. На каждой покупке ужуливает пять-десять сантиметров. Он выносит ему выговор. А на следующий день выясняется, что и в отделе готового платья продавцы не лучше. Величкин и им выговор. Предупреждает:

— Увижу еще раз — передам дело прокурору.

Продавцам-молодцам не по душе строгий завмаг, и, чтобы избавиться от него, они устраивают подлог. Переправляют несколько накладных и бегут к членам ревкомиссии с сигналом:

— Устройте переучет. У нас подозренье.

Ревкомиссия на два дня закрывает магазин, находит недостачу в три тысячи рублей и обвиняет Величкина в растрате. Один экземпляр акта ревкомиссии продавцы несут председателю правления кооператива, а второй к нам, в редакцию:

— Смотрите, каких выдвиженцев присылает горком ВЛКСМ на укрепление торговой сети.

Наш главный кладет этот акт в синюю папку. А на следующий день продавцы приносят в редакцию решение бюро комсомольской организации кооператива «Профработник».

«Члена ВЛКСМ Величкина, как не оправдавшего доверия, исключить из рядов организации».

Наш главный кладет и вторую бумажку в синюю папку, а я, руководствуясь этими бумажками, пишу фельетон.

Величкин пробовал оправдаться на суде:

— Я не крал народных денег.

А судья не верит. Тычет пальцем в мой фельетон.

— Уж не свои ли кровные кидал ты в «Праге» под ноги цыганкам?!

— Да я не был в «Праге».

А ему читают новую цитату из фельетона: «Расскажи, расскажи мне, бродяга…»

Мне хотелось кричать, ругаться, дать самому себе по зубам. Честный

комсомолец борется с ворьем. А я тоже комсомолец. И вместо того, чтобы помочь честному человеку разоблачить воров, помогаю ворам посадить в тюрьму честного человека. Нет, такой промашки никогда бы не допустил настоящий Мих. Кольцов. Почему? Потому, что в его фельетонах, как в железнодорожном расписании, не пять, не десять, не пятьдесят, а все сто процентов правды.

— Что будем делать? — спрашивает главный.

— Писать новый фельетон.

— О ком?

— О продавцах-подлецах, слепых членах ревкомиссии, недальновидных членах комсомольского бюро и доверчивом фельетонисте.

— Значит, о самих себе? Что ж, садись пиши в завтрашний номер.

— Прости, я напишу, но только в послезавтрашний. А завтра я пойду в кооператив «Профработник», к горпрокурору, проверю на месте, что и как.

— Зачем проверять? Вот постановление горпрокурора. Он уличает продавцов в подлоге, отменяет решение нарсуда.

— Пока не посмотрю накладных, не поговорю с продавцами — писать не сяду.

— А если я скажу тебе: пиши, я, как редактор, отвечаю?

— Прости, Андрей, но если мне такое скажешь не ты, а сам господь бог, которого, конечно, нет, то я и господу богу отвечу то же самое: проверю сам, тогда и напишу.

— Правильно, Коляка, делай так всегда. Я думаю, Петя Величкин извинит нас, грешных, за то, что мы напечатаем фельетон в его защиту не в завтрашнем номере газеты, а в послезавтрашнем. Ну как, Петя, извинишь?

* * *

Ник. Петров поставил точку в конце своего рассказа, поблагодарил нас, за внимание и стал маленькими глоточками отхлебывать чай, который кто-то из присутствующих заботливо поставил перед ним.

Со всех сторон посыпались вопросы Ник. Петрову. Сначала справочного характера.

Где сейчас работает редактор Андрей?

Почему Рябоконь послал набирать фельетон петитом, если обычно такие материалы набираются боргесом или даже корпусом?

Был даже такой неожиданный вопрос:

Как звали по отчеству Петю Величкина? Не его ли внук играет сейчас левым полусредним в команде доменного цеха Енакиевского завода?

Потом завязался спор. Схватились друг с другом Вяч. Иванов, крепкий фельетонист Юго-Запада СССР, и молодой Евг. Сидоров, литсотрудник областной комсомольской газеты.

— Точность! Такова первая заповедь фельетониста, — сказал Вяч. Иванов. — Посему каждый сигнал, который приходит в редакцию, должен быть проверен.