Собачьи радости (Избранное)
Шрифт:
– Дуй, дуй!
– Вера Павловна двинулась в прихожую, не выпуская из рук ножа. Вениамин Петрович нахлобучил шляпу, хотел презрительно оглянуться, но не успел и вылетел из квартиры...
Получив боевое крещение, Бунин стремительно шел по улице и думал: "На кой черт это надо! Зарежут на старости лет и вся любовь! Да пошли они к черту! Один не проживу, что ли?..
Через неделю ему позвонили и сказали: есть человек. Сначала он наотрез отказался, но когда услышал, что это бывшая санитарка и двадцать пять лет отработала в популярной больнице, он согласился взглянуть. Тем более у нее двухкомнатная.
– Ты же ничего не теряешь, - сказали ему, - не понравится, ушел и все!
– Не понравится, все и ушел!
– бормотал он, направляясь по указанному адресу.
– Будет выпендриваться, тут же уйду! Надо еще проверить, что она за санитар такой, небось, шприц в руках не держала.
...Дом был кирпичный, очевидно, кооперативный, недалеко от универсама, через дорогу парк.
Дверь открыла худющая женщина с лицом, вызвавшим у Вениамина Петровича неприятные ассоциации, но с чем - непонятно.
– Здравствуйте, - сказал Бунин, сняв шляпу, - вы по поводу замужества?
– Я, - прошептала хозяйка.
– Проходите, пожалуйста!
Глазки у нее были незначительные, а под стеклами очков терялись вовсе. С лица свисал увесистый нос, узкая прорезь рта. Вот и все. "Кого она напоминает?" - мучился Вениамин Петрович, одновременно оглядывая прихожую, коридор, комнату. Чистота была стерильная да и пахло по-больничному тревожно, как перед уколом.
Осмотрев обе комнаты, Бунин вышел на балкон, который лежал на ветках березы, остался доволен и вернулся в большую комнату.
Женщина назвалась Ириной Сергеевной и села на стул, положив узкие руки на такие же узкие колени. Помолчали.
"То, что балкон, это хорошо, - подумал Вениамин Петрович.
– Зимой можно одеться потеплей: и воздухом дышишь и никуда ходить не надо. Комнаты две, так что каждый храпит, как хочет! Лекарствами пахнет, заболел - не надо по аптекам мотаться. А то, что не очень красивая, так мы уже не в том возрасте, чтоб смотреть друг на друга. Но чего ж она все молчит да молчит? Пошла бы ужин сготовила, надо проверить, как у нее получается."
Бунин уставился на бородавку неподалеку от носа хозяйки. Он понимал, что неприлично вот так в упор смотреть на физический недостаток, но почему-то не было сил отвести глаза и посмотреть на что-либо другое.
– Пенсия моя вам известна?
– брякнул он ни с того ни с сего.
– Да, я слышала, большое спасибо, - отозвалась Ирина Сергеевна.
– Ну раз известна, тогда, может, чай попьем с чем-нибудь?
– С удовольствием, - ответила Ирина Сергеевна и вышла на кухню.
"М-да, однако, болтушка! Тишина, как в морге. Но потолки высокие, солнечная сторона и хамства с ее стороны не будет, никаких бронетанковых войск. Но страшна! На кого же похожа, ведь похожа на кого-то! С такой выйдешь под руку в парк, подумают, Бабу Ягу подцепил! Даже не знаю, как быть... А с другой стороны, персональная медсестра. Если что, воды подаст и уколом обеспечит, лекарства на любой вкус! А то, что не очень интересная внешне..."
Тут Ирина Сергеевна внесла поднос с чаем, и опять Бунина пронзило страшное ощущение: на кого похожа, Господи!
К чаю были сухари ванильные и бутерброды с измученным загнутым сыром.
"Так, - отметил Бунин, - готовить не умеем. Не то что Вера Павловна!"
В тишине хрустели сухарями, пили чай. Еда застревала в горле Вениамина Петровича.
– Чего ж это мы все молчим да молчим, нам что - поговорить не о чем?
– Я молчаливая. Знаете, такая работа, всякого насмотришься за день, говорить неохота!
– О мужьях бы рассказали, - Вениамин Петрович кивнул на шесть фотографий под стеклом, где Ирина Сергеевна была снята в обнимку с веселыми мужчинами.
– Это не мужья, - Ирина Сергеевна отломила сухарик, - это больные, которых я выходила. Вот они со мной и снялись. На память.
Вениамин Петрович посмотрел на бывшую медсестру с уважением:
– Ну, как жить будем? Какие мысли, пожелания, предложения?
– Мне все равно, как скажете, так и будем.
– Нет, так дело не пойдет, - обиделся Бунькин.
– Мне нужна жена говорящая, а то я не знаю даже! Что же вы делать-то умеете? Готовите не по первому разряду, если честно. А это не плюс.
– Извините. Я больше банки, уколы, перевязки. Хотите, горчичники поставлю?
– Сейчас?!
– Знаете, как я ставлю горчичники, банки? Ко мне все больные просились! Хоть на спину, можно?
– Нельзя!
– рассердился Бунин, нервно вытер рот салфеткой и почувствовал жжение.
– Ирина Сергеевна, вместо салфеток вы горчичник подсунули! Склероз?!
– Извините, - Ирина Сергеевна вскочила и заметалась по комнате.
– А лекарства напутаете? Введете в спешке что-то не то?! Вы ж убить меня можете! Вы понимаете, чем это пахнет!
Ирина Сергеевна дрожащими руками положила стопку бумажных салфеток.
Вениамин Петрович еще немного подулся и спросил:
– Лекарства дефицитные, с печатями, без, достанем?
– Сколько вам надо, ради Бога! Вы у меня без лекарств не останетесь! Я вас вылечу!
– Я, тьфу-тьфу, здоров!
– Заболеете, - тихо, но с уверенностью произнесла Ирина Сергеевна.
– Ну вот еще, - Бунин вздрогнул, - делать мне больше нечего!
– И закашлялся.
– Давайте погляжу горлышко, - Ирина Сергеевна достала ложечку, - скажите "а".
– Почему это я должен говорить "а"?
– Скажите, пожалуйста, "а".
Вениамин Петрович открыл рот и рявкнул "А-а-аррр!"
– Какое у вас красивое горло!
– восхитилась Ирина Сергеевна.
– Я ни у кого не видела такого красивого горла! Зев чистый! Миндалинки прелесть!
Бунькин смутился. Еще никогда не делали комплимент его горлу:
– Так что у меня там?
– Ничего! У вас замечательное горло! Но кашель есть. Банки я бы поставила.
– Но после банок на улицу нельзя выходить!