Собачий Рай
Шрифт:
— Так точно, т-арищ каптан, — ответил тот.
— А что за руку держитесь? — переключился на Гордеева офицер. — Ушибли, что ли?
— Похоже, сломал. Или трещина.
Они прошли на лестницу. Физкультурник смотрел им вслед, повернулся к солдату:
— А в бэтээре много народу?
— Кого? Наших? — откликнулся тот. — Двое.
— Дети все не влезут, значит?
— Не, — убежденно покачал головой солдат. — Человек пятнадцать разместим. И то… Ну, троих взрослых еще можно взять. Одного внутрь и двоих — на броню. По-любому, придется два раза ехать. Но мы в следующий раз
— А что, это только в нашем районе или по всей Москве так? — уточнил физкультурник, роясь в кармане и доставая пачку «ЛД».
— Да я точно не знаю. Вроде по всему городу, — солдат стрельнул жадным взглядом на пачку.
— Закуришь? — Физкультурник протянул ему сигареты.
— Спасибо, если можно.
— Бери. Да бери всю, не тушуйся. Только у меня огоньку нет. Зажигалку посеял где-то.
— Да у меня есть.
Солдатик передвинул автомат на спину, порылся в кармане бесформенных пятнистых штанов, выудил пластиковую прозрачную зажигалку. Чиркнул колесиком. Рыжие всполохи метнулись по стенам. Восковое лицо дородной исказилось, принялось гримасничать, корчить рожи. Казалось, она сейчас замычит: «Мне надо домой», вскочит легко и двинется на них. Она определенно была еще живой. Физкультурник сглотнул.
— Я ведь… — Он подступил, сложил ладони лодочкой, а сам все косил испуганным глазом. — Не курил уже часов пять.
Как тут все началось…
Пыхнул сигаретой, раскуривая. Красный огонек выхватил из совсем уже сгустившейся темноты его лицо с сигаретным лихорадочным румянцем на щеках и вампирическим огнем в глубине широких зрачков.
Солдатик тоже прикурил, разогнал худенькой, музыкантской ладошкой лезущий в глаза дым.
Физкультурник, опасливо косясь на лежащую посреди фойе женщину, сказал, таинственно понижая голос:
— Вот, слушай, чего спросить-то хотел.
Понимая, что речь пойдет о чем-то важном, а может, даже и секретном, солдат наклонился ближе. Оглянулся инстинктивно, проверяя, не стоит ли кто за спиной, — доведенная до автоматизма, стойкая, как оловянный солдатик, привычка, выработанная тремя поколениями и накрепко прописанная в генах.
Физкультурник схватился за автомат, потянул. Солдат даже не понял, что происходит. Глаза его округлились от удивления. Он потянул оружие к себе, забормотав:
— Вы чего? Чего вы?
Физкультурнику вдруг стало страшно. Он понял, что если и была у него какая-то дорога назад, то теперь и ее нет. Все. Приплыли. Впереди только постоянный страх ожидания неминуемой смерти.
— Пустите, — сказал дрожащим голосом паренек, продолжая тянуть автомат. — Да пустите, вам говорят.
Еще секунда, и он выстрелил бы. Точно выстрелил. И прибежал бы со второго этажа капитан. И эти двое, с улицы. Его схватили бы. Убить не убили бы, конечно, хотя, может, оно было бы и к лучшему. А в тюрьму… Нет, он не хотел тюрьмы. Вот чего он боялся больше смерти — так это тюрьмы. Он там не сможет. Нет. Ему нужно было избежать тюрьмы любой ценой. Любой. Физкультурник дернул автомат на себя. Худенького солдатика болтануло следом. Он не удержался на ногах, почти влип в могучую грудину. И физкультурник обнял его одной рукой, второй прижимая к себе голову в большой аляповатой каске. Так крепко, как только мог.
Паренек почувствовал стальной обруч на груди. Обруч этот сжимался, перекрывая кислороду доступ к легким. Солдатик распахнул рот, собираясь закричать. Сигарета прилипла к нижней губе и теперь жалила подбородок. Солдатик замычал, забился. Физкультурник, который был на голову выше, приподнял тщедушное, показавшееся ему невесомым тело, тряхнул раз, другой. Солдатик царапал мысками высоких армейских ботинок кафельный пол, вцеплялся тонкими музыкальными пальчиками в могучие руки физкультурника, отталкивался, даже пытался царапаться и кусаться, лишь бы сделать вдох, продлить свое пребывание на этом свете хотя бы на несколько минут. Но, физкультурник держал крепко и был сильнее. Гораздо сильнее.
Движения солдатика стали прерывистыми, рваными. Он затряс ногой, обмяк, обвис в стальной хватке.
Физкультурник осторожно опустил его на пол, снял автомат и положил рядом. Расстегнул ремень, примерил на себя — талия у паренька была прямо как у примы-балерины Большого театра. Пришлось отпускать ремень сантиметров на десять. Штык-нож, рожок в брезентовом подсумке. Расстегнул бронежилет, нацепил на себя. Коротковата кольчужка, но все лучше, чем ничего.
Ухватив солдата за ногу, потащил его в темноту, к правой лестнице. Барбоски, почуяв покойника, заволновались, забрехали. Физкультурник взял автомат и пошел к дверям.
Еще один солдатик стоял на броне, отвернувшись от крыльца, осматривал улицу и темный двор. Покуривал. Верхние пуговицы на груди расстегнуты, ремень приспущен. Каску, понятно, снял. «Дед». «АК» поперек груди, правая рука на автомате, в левой держит сигаретку.
Боковые люки бэтээра предусмотрительно закрыты. Солдат же поглядывал по сторонам, в темноту. Собственно, если бы не яркие пятна света, падавшие из окон третьего этажа, во дворе вообще было бы — хоть в жмурки играй.
— Боец, огоньку не найдется?
— Есть, — кивнул тот. — Кинуть?
— Да не надо. Я сейчас поднимусь.
Физкультурник уцепился за скобу, ловко вскарабкался на броню, ткнул солдатика стволом между лопаток.
— Автомат сюда, живо, — скомандовал сдавленным свистящим шепотом. — И ремень снимай.
Почему-то стараясь не сгибаться в пояснице, деревянным движением солдат медленно стащил с плеча автомат, положил его на броню. Расстегнул ремень.
— Да не греми! — выдохнул физкультурник. — Ты — водила?
— Стрелок-наводчик.
— А чего куришь тада? Чего не у оружия?
— Так близко ж. Весь двор в «слепой» зоне. Пулеметом не простреливается.
Не спуская глаз с пленника, физкультурник подобрал подсумок. Вытащил рожок, переложил в подсумок задушенного солдата. Второй отстегнул от автомата и сунул в карман спортивных штанов — места в подсумке больше не было. Итого у него теперь четыре полных рожка. Ремень он отпихнул ногой в сторону, а разряженный автомат повесил на плечо. Оставлять нельзя — заметят.