Собачья работа

– Нравится? Да не вороти рожу, смотри, мать твою!!! Нравится?!

Рудин рожу не воротил – за двадцать лет своей собачьей службы и не такое видал. А эти трупы были вполне ничего – ну подумаешь, слегка черепа подпорчены. Кроме того, несмотря на июньскую жару, в рефрижераторе было прохладно и за сутки химические процессы не успели набрать силу – характерный запах тления ощущался очень слабо. Рудин едва не брякнул: да, мол, нравится, симпатичные «двухсотые», – но сдержался. Нехорошо так – о покойниках… Негодование начальника разведки полка было оправданным: через полтора часа должен прибыть санитарный борт за «двухсотыми», а с бортом – следственная бригада военной прокуратуры под предводительством окружного прокурора

Полковников убил чеченский снайпер: произвел два выстрела с интервалом в четыре секунды и безнаказанно смылся. А часика этак через три, когда закончилось прочесывание местности, бойцы из расчета «зушки» обнаружили впившуюся в дощатый бруствер окопа арбалетную стрелу, к которой скотчем была примотана записка, выполненная печатными буквами от руки: «Минус два. Всем спасибо. Терминатор».

За этим долбаным Терминатором Рудин, возглавлявший группу ликвидации снайперов, безуспешно охотился уже два месяца. В отличие от других собратьев по ремеслу, пользовавших всех подряд, этот паразит обслуживал только важных персон. Он не таскал с собой группу обеспечения, которая хотя и привносит в работу снайпера гарантии относительной безопасности и комфорта, но вместе с тем является сильным демаскирующим фактором. Он умел искусно маскироваться рядом с позициями федеральных сил и терпеливо выждал появления интересующих его особ. Он, вне всякого сомнения, получал из достоверных источников информацию о прибытии начальников. Эти начальники появлялись в зоне ответственности полка неожиданно для Рудина со товарищи: без знаков различия, как правило, под видом никому не опасных интендантов, стараясь соблюсти инкогнито.

Терминатор же «интендантов» ждал. Он молниеносно вычислял их, производил несколько выстрелов – по количеству голов – с интервалом в три-четыре секунды и стремительно уходил. За два месяца зона ответственности полка приобрела в группировке дурную славу, и большие начальники перестали посещать позиции вовсе. Полковники, лежавшие сейчас в рефрижераторе, о Терминаторе знали – их предупредили сразу же по прибытии. И не то чтобы дядьки упертые были или необстрелянные – опыта вроде бы не занимать. Просто какая-то скотина там, наверху, объявила мораторий на ведение боевых действий с духами, и полковникам нужно было работать: ездить по селам и уговаривать «чехов» [1] продавать нам оружие, украденное в свое время у нас же. Из-за этого долбаного моратория весь шум и получился. Если бы полковников приговорили в период активных боевых действий, все пошло бы по наработанной методике: «Ударим очередной зачисткой по оборзевшей непримиримое оппозиции». Но в настоящий момент имело место так называемое перемирие, утюжить «вертушками» и «градом» окрестные леса было нельзя, а не реагировать на случившееся начальство не имело право. Вот и ждали прокурора…

Как это ни странно, Рудин некоторым образом симпатизировал Терминатору. Во-первых, этот прохвост никогда не трогал солдат, прапорщиков и младших офицеров – возможно, просто не желая заниматься низкооплачиваемой работой. Во-вторых, в его пристрастии оставлять записки прослеживалась некая элегантность и презрение к риску: выстрелив, снайпер перестает быть невидимым для противника, его ищут всеми имеющимися силами на большой площади, а чтобы выпустить стрелу из арбалета, необходимо подойти к позициям довольно близко. И последнее: Рудин, сам профессионал с большой буквы, уважал незримого супостата за высокое мастерство и соблюдение своеобразного кодекса войны. Терминатор никогда не глумился над жертвой подобно тому, как это делали ублюдочные «белые колготки», отстреливавшие у наших бойцов яйца и не дававшие санитарам подползти к истекающему кровью раненому, – «работал» исключительно в голову и ни разу не промазал, не беспокоил в праздники и… не трогал женщин. Полковник медслужбы Сергеева, инспектирующая санитарное состояние временных пунктов дислокации в самый разгар терминаторского марафона, полдня гуляла по позициям, не заботясь о маскировке и повергая добровольных телохранителей в смятение, – после обеда те же самые бойцы злополучного «зушечного» расчета обнаружили впившуюся в бруствер арбалетную стрелу с запиской: «У вас отвратительный макияж, полковник. Рекомендую пользоваться французской косметикой. Терминатор».

– Я их уже видел, – буркнул Рудин, стараясь не смотреть на лица покойников. – Ты зачем меня сюда привел? Вдохновить хочешь?

– Хочу, – зло бросил майор. – Хочу, бляха, чтобы мне перестали тыкать пальцем все, кому не лень!!! Ты считал, бляха, сколько за два месяца этот козел наших парней перехярил? Считал, нет?! Хотя чего это я – тебе ж, бляха, люди по фую! Ты ж, бляха, только вот об этих ублюдках думаешь! – начальник разведки резко ткнул пальцем куда-то в направлении пупка Рудина, имея в виду двух здоровенных овчарок, неотлучной тенью маячивших позади хозяина и с любопытством заглядывавших в рефрижератор. «Ублюдкам» жест майора не понравился: они синхронно вздыбили шерсть на загривках и тихо зарычали, пожирая ругателя неприязненными взглядами.

– Отбой, – машинально выдохнул Рудин, пристукнув себя по бедру, и псы сели и замерли, наблюдая за майором. – Зря ты так, Палыч… Ты теперь что – до самой смерти мне будешь это поминать? – Рудин кивнул в сторону носилок с трупами и сглотнул подступивший к горлу комок. – Если считаешь, что я виноват, скажи прямо! А то жлобу заточил, косишься ходишь… Ну, скажи!

– Прокурор с «вертушкой» будет, – обронил майор после некоторой паузы, не глядя на Рудина. – Этот чмо, – он потыкал пальцем в сторону минного поля, простиравшегося перед позициями заставы, – он наверняка будет его пасти – жопу дяде подарю, если это не так. Мои, конечно, с утра по «зеленке» ползали, но сам знаешь… В общем, как с поля брякнут, что «вертушка» к нам пошла, берешь свою группу – и вперед, И это… в общем, точно – виноват ты. – Начальник разведки захлопнул дверь рефрижератора и продолжил, немигающе уставившись на подчиненного:

– Все вроде правильно ты делал, однако… Ну, короче, Пес, – я ж тебя не первый год знаю… Если б ты своих ублюдков не пожалел, глядишь, эти дядьки не лежали бы в рефрижераторе. Короче, должок за тобой. Если и в этот раз обверзаешься – я тебе руки больше не подам… И скажи, бляха, что я не прав!

Рудин ничего говорить не стал – отвел взгляд в сторону, развернулся и направился к своей землянке – подымать снайперов, отдыхающих после ночного дежурства. Псы затрусили вслед за хозяином, сердито оглядываясь на майора, от которого исходили ощутимые флюиды недоброжелательности. Ух и вредный мужик! Почему хозяин его терпит? Дал бы заветную команду «Мочи!» – моментом бы на пару порвали наглеца на куски! Нет, не дает – терпит…

Возражать майору Рудин не стал, потому что прекрасно знал: в словах начальника разведки была доля правды. Если бы Рудин не пожалел вчера своих псов, полковники, вполне возможно, некоторое время еще пожили бы. А от Ингрид и Рэма наверняка остались бы два небольших холмика рядом с мусоросборником да рудинская закорючка в графе «потери» собачьего реестра…

– Подъем! – негромко скомандовал Рудин, просунув голову в землянку. – Десять минут на сборы – и на работу!

Над топчаном, расположенным в дальнем углу землянки, приподнялись две бритых головы, одна из которых невнятно выругалась, затем головы вновь исчезли в ворохе соломы, служившей подушкой, но с топчана вставать никто не пожелал. Судя по всему, многоопытный командир группы уже давно привык к подобной реакции на свои распоряжения – по крайней мере расстраиваться и бурно реагировать он не стал.

– Жду минуту, потом пускаю Ингрид с Рэмом к вам – играть в мяч, – флегматично сообщил Рудин в пространство землянки. – Посмотрю, как они вам попы повскрывают.

Услышав о мяче, псы оживленно закрутили хвостами и, радостно поскуливая, попытались пролезть в землянку через узкое пространство между бедром Рудина и дверным косяком.

Между тем у обитателей землянки сообщение Рудина вызвало противоположную реакцию – то ли хлопцы патологически не любили спортивные игры, то ли в тутошней интерпретации «игра в мяч» не совсем соответствовала общепринятым нормам. Над топчаном вновь возникли два бритых черепа, один из которых гнусаво заканючил:

– Ты че, Пес, – офуел?! В семь утра легли! Сам сказал – до развода спать!

– В натуре. Серый, – совесть иметь надо, – хриплым басом протянул второй обитатель землянки. – Мы че тебе – солдаты? Спим, бля, по три часа в сутки – как птички, бля! Нет, ты совсем…

– Минута прошла, – оборвал Рудин, доставая из кармана маленький каучуковый мячик, покрытый многочисленными следами собачьих зубов. Показав мяч собакам, он резко дернул рукой, делая вид, что швыряет многострадальный каучук в землянку, распахнул дверь и, отступив в сторону, скомандовал: «Играть!!!» – а мячик незаметно спрятал за пазуху.