Собака и Волк
Шрифт:
Бакка пошел в атаку:
— Поэтому мы должны его сразу же признать, и постараться войти в доверие к будущему императору.
— Может, это излишний риск? — негодование Глабриона пошло на убыль. Он затеребил свою мантию. — Константин может потерпеть поражение. В этом случае мы должны будем заявить, что другого выхода у нас не было.
— И станем политическими евнухами, — скорбно откликнулся Бакка. А потом, воодушевившись, продолжил: — Если будем действовать сразу — он ведь похож на сильного человека, миссия которого — спасение Рима, — то сам Господь улыбнется нам.
— Что-то вы слишком
— Я говорю искренно.
— М-м…
— Следует принять во внимание Арморику.
— Что вы хотите сказать?
— Нарушение субординации, открытое неповиновение. Небеса посылают нам прекрасную возможность.
Глабрион выпрямился.
— Какую? — пропищал он.
Бакка сделал паузу, стараясь в полной мере завладеть вниманием присутствующих.
— Не имея побудительного мотива, Константин не будет заходить в Арморику. Ведь это малонаселенный полуостров. И если он не ожидает от них удара по своим тылам, то он их и проигнорирует. Так в свое время и Максим поступил, потому что Грациллоний гарантировал ему безопасность.
Мурена сердито на него взглянул:
— Вы что же, думаете, что Грациллоний призовет армориканцев защищать Гонория?
— Вряд ли, — ответил Бакка. — Не думаю, что он смог бы его защитить, да и вряд ли он этого хочет. — Он поднял указательный палец. — А думаю я, что мы, как первые друзья Константина, покажем ему преимущество взять под контроль Арморику. Тут вам и доход, и людские ресурсы. И то, и другое ему ой как нужно! А в дальнейшем — и это нам особенно нужно — он уничтожит эту вооруженную деревенщину, эту раковую опухоль в нашем государстве, прежде чем она разрастется дальше. Одно это покажет европейским магнатам, кто он такой. Они посмотрят на него как на своего освободителя. С самого начала он продемонстрирует готовность взять власть в свои руки, а за этим последуют и покорность, и поддержка.
— А войск ему хватит? — засомневался Мурена.
— На это много не потребуется. Это же не варвары, а римские солдаты. Имперские римские офицеры, выполняющие свои функции. Им понадобится лишь занять Конфлюэнт. Тогда для Грациллония все кончится, и Арморика будет нашей.
Перед Глабрионом предстала восхитительная картина.
— Разбить Грациллония, — распевал он, — уничтожить Грациллония.
Глава двадцать вторая
Грациллонию показалось, что бурю он видел издали. Синюшные гигантские тучи обрушивали громы и молнии, целясь в гребень горы, на которой он стоял. И удивился, когда все прошло спокойно и молния не поразила его в сердце.
С неба полился свет, по нему теперь плавали легкие, словно руно, облака. По созревающим пшеничным полям и напоенным влагой лесам гуляло лето. Тишину нарушало лишь жужжание пчел, хлопочущих в клевере, да гадание кукушки. Воздух был нежен, словно благословение, или женская рука.
Грациллоний занимался жеребцами и кобылами, когда к нему примчался мальчик с известием от Саломона. Оседлав Фавония, он на бешеной скорости поскакал в Конфлюэнт. Вдоль левого берега Одиты, по дороге, что вела от Дариоритума Венеторума, двигались незнакомцы. На какое-то мгновение потемнело в глазах. Такое
Мальчик предупредил его, что к ним шли римляне. Слухи о войсках, движущихся с востока, до него доходили и раньше. Кто же знал, что они уже рядом? Как давно не видела Арморика чего-либо подобного.
Впереди ехали двое мужчин. Один из них был в гражданской одежде. Голову другого венчал шлем с красным гребнем центуриона. За всадниками следовали тридцать два пеших воина. Солнечные лучи отражались от кольчуг, щитов и наконечников копий. Три человека в арьергарде вели навьюченных лошадей. Перед всадниками шагал человек в накинутой поверх воинского облачения медвежьей шкуре. В руке он сжимал древко штандарта с римским орлом.
Легионеры… словно в прежние времена, времена Цезаря и Адриана, в молодые годы Грациллония, тогда Британия все еще растила их… не уланы и не варвары, не деревенские рекруты, но настоящие римские легионеры. О Боже, как знакома была ему эта эмблема!
Оторопь прошла. Он стал разглядывать толпу, двигавшуюся в более чем ста ярдах от него, позади легионеров. Были это люди из Озисмии, человек пятьдесят, угрюмые, в грязной одежде. Шли они с копьями и пиками наперевес, с топорами на плечах. Грациллоний даже не оглядываясь знал, что из леса тоже вышли люди и стояли сейчас возле пшеничных полей, а городские жители залезли на крепостную стену и столпились возле ворот. Ему слышно было, как они тихо переговариваются друг с другом.
Солдаты не смотрели ни вправо, ни влево, тем более не оглядывались назад. Они шли к Конфлюэнту. Ритмично взлетала пыль от сапог. Центурион ехал с постоянной скоростью, поддерживая римский строевой шаг. Таким маршем они пронесли когда-то через полмира своих орлов. Двадцать четыре года назад таким же строевым шагом вошел со своими солдатами в Ис Грациллоний.
На противоположном берегу, у моста, с беспокойством наблюдали за происходящим двое часовых. Грациллоний проехал по мосту, копыта звонко простучали по камню.
— Встаньте в сторону, — приказал он. — Скомандуйте часовым спуститься со стены. Освободите проход и улицу. Соблюдайте порядок. Действуйте!
Лица солдат выразили облегчение. Теперь они знали, что делать, и поспешили исполнить приказание.
Он поскакал навстречу легионерам. Приблизившись, стал различать лица. Родственные лица, и не то чтобы он узнал кого-нибудь, но, несомненно, свои. Не менее двадцати из них могли быть только британцами. Теперь они видел и знаки отличия. Второй Августа. Его легион.
Грациллоний поднял правую руку в римском приветствии. Вероятно, он показался им странноватым: крупный мужчина; волосы и борода — каштановые с проседью, грубая галльская туника и бриджи пропахли потом, дымом и лошадьми, и при этом великолепная лошадь, и меч не длинный галльский, а такой же, как у них.
Центурион ответил ему тем же жестом. Грациллоний дернул поводья и поехал рядом с центурионом, колено к колену. Поскрипывали кожаные седла, да слышался четкий звук шагов позади. Центурион был худ и темноволос. Если бы не загар, кожа его была бы светлой. Всадник, что ехал по правую от него руку, — долговяз и белокур, больше похож на горожанина, однако же оказался способен на такое долгое путешествие.