Собака и Волк
Шрифт:
Снег пошел гуще.
— Странно, — сказал он в раздумье. — Я вдруг вспомнил, что сегодня день рождения Митры.
В голосе ее послышалась тревога:
— Но ты ведь больше не поклоняешься этому богу!
— Ну конечно нет. И все-таки день этот для меня важен. Все началось ровно двадцать пять лет назад… я стоял на часах возле Адрианова вала. И вскоре, так или иначе, все закончится.
— Нет! — закричала она. — Только не для тебя!
Подняла к небу лицо. Снег упал на него и растаял, превратился в дождь.
— Святая Мария, Богородица, — простонала она, — мы прожили с тобой всего четыре года.
В этот момент он вдруг
Ночи в середине зимы наступали рано, и были они обычно темны, но эта ночь выдалась ясной. Звезды светили так ярко, что он различал их цвета. Некоторые были голубые, как сталь, другие — желтые, словно медь, а вон и красные, цвета ржавчины. Блестел Млечный путь, то был мост в мир мертвых. Сверкающий твердый наст хрустел под копытами, гудела промерзшая земля. Грациллоний спускался в широкую долину. Холода он не чувствовал и ехал, словно во сне.
Когда Фавоний вступил на Аквилонскую дорогу, на небо вышла огромная луна. Ночь сделалась еще светлее, но звезд поубавилось, и на дорогу легли кривые тени. Жеребец замедлил ход: рытвины и разбитые плиты делали эту часть пути опасной. Кроме стука копыт и дыхания лошади, ездок услышал и морской шум.
Со времени отлива прошло два часа, но воды в бухте было еще много. Мерцала мокрая прибрежная полоса. Мысы поднимались в небо и уходили в океан. Свет они отвергали.
Грациллоний спустился на ровную поверхность и повернул на запад. Амфитеатр сгорбился под рваным снежным одеялом. Сквозь дыры в его стенах видны были звезды. Со времени сражения разрушений стало больше. К тому времени, как он умрет, возможно, и следа от Иса не останется.
Это в том случае, если удастся дожить до глубокой староста. Но он может умереть в этот час. Нет, страха в нем не было. Его ждали люди в Конфлюэнте. Его ждали дома.
Амфитеатр остался позади. Снег лежал заплатами: его смывала морская пена. На скалах и голых кустах сверкал иней. Он слышал низкий многоголосый морской шум.
— Тпру, — сказал Грациллоний и натянул поводья. Спрыгнул с седла и привязал Фавония к кусту. Снял с себя плащ и положил на холку коня. Пусть хоть немного согреется. Да и ему он только будет стеснять движения. Остался в галльской тунике, бриджах и мягкой обуви (в ней он будет крепко стоять на ногах). На поясе его были римский меч и кельтский кинжал, хотя он и не думал, что они ему пригодятся.
Фавоний заржал. Грациллоний погладил лошадь по голове, потрепал по мягкому носу.
— Все хорошо, дружок, — сказал он. — Храни тебя Господь.
Он повернулся и пошел к воде. Под ногами хрустели песок и галька. Бурые водоросли лежали, словно свернувшиеся змеи. Мороз приглушал запахи, но ноздри его ощущали острый соленый дух.
По двум пригоркам он догадался, что здесь стояли раньше Высокие ворота. Пройдя между ними, он заметил и другие холмики. Тот, что слева от него, был когда-то королевским дворцом, а тот, что справа, — храм Белисамы. Неясные очертания дороги и две-три разбитые плиты подсказали ему, что он идет по дороге Лера. Возле камня привязана была лодка. Да это спасательная лодка с «Бреннилис».
Он остановился у края воды и посмотрел вперед. Несмотря на отлив, океан все еще волновался, и небольшие волны лизали его щиколотки. Холода он не чувствовал. Вокруг остатков крепостной стены и одинокой колонны вздымалась пена.
«Я здесь, Дахут, — мысленно
В течение короткого промежутка времени, который тем не менее показался ему вечностью, он видел лишь вздымавшиеся волны. Он, правда, ни на что и не рассчитывал. Разве может простой смертный предугадать, что произойдет сегодня ночью?
Если верить колдовству, она должна сегодня приплыть в Ис, но сатана, скорее всего, обманет. Грациллоний специально приехал к восходу луны, чтобы увериться в этом. С другой стороны, он и сам был не без греха, к тому же не крещен, поэтому бояться ей нечего. Говорят, она знает, где находятся люди, которых она ненавидит. Он не верил в то, что она слышит мысли людей, иначе вряд ли прислала ему этот символический дар. Но что он знал вообще?
Он хотел, чтобы она его услышала. Но как это сделать?
Поэтому он просто ждал.
В том месте, где когда-то открывались Морские ворота, появилась волна. Что это, быстрина? Быстро, как тюлень она двигалась в его сторону. За ней тянулся след. Все ближе… он увидел мелькнувшую в воде руку, длинные, густые волосы. Она доплыла до мелководья, в нескольких ярдах от него, и встала.
Вода колебалась возле талии. Лунный свет омывал лицо, грудь и протянутые к нему руки. Белая, словно морская пена, золотые волосы и глаза… помнится, они были цвета летнего неба. Такою он видел ее в последний раз возле Моста Сены, но тогда он испытал ужас от проснувшейся в нем похоти.
Сегодня все было по-другому. Она была прекрасна, а белизна делала ее непорочной. Перед ним стояла прежняя принцесса Иса. Улыбка на ее лице напомнила ему маленькую девочку, для которой он сделал деревянную лошадку. Она была его дочерью, рожденной от Дахилис, и она звала его.
Он услышал ее нежное пение, перекрывавшее шум волн, бившихся о скалы.
В открытом океане лунный свет, Нас разделяет берег. О, папа мой, приди ко мне. И дай в любовь поверить. Хоть я покинула людей, По ветру брошена, как брызги пены, Ты помнишь, как спешила я тогда, Когда вернулся ты в родные стены? Летит по скалам песнь твоя И глухо, и печально. Твой смех всегда излечивал меня, И не было отчаянья. Так сиротливо было мне, когда жила я в море, И там, хоть плакать не могла, познала много горя. Любимый, приди же ко мне наконец И песню свою пропой мне, отец.Христос милосердный! Нет, не может он это произнести.
Она застыла в ожидании. Если он так и будет стоять на берегу, то она уплывет.
Он шагнул вперед. Дно резко понижалось. Несколько футов, и вода его скроет с головой. Соленые брызги летели в рот.
Он физически ощутил ее радость. Она подалась ему навстречу, но с места не двигалась. Руки, протянутые к нему, дрожали.
Он раскрыл объятия, и она в них упала. Он крепко прижимал ее к себе. Она обнимала его за шею, положила голову ему на грудь. Тело его пронзил холод.