Собака и Волк
Шрифт:
Дион застонал.
Руфиний хохотнул.
— Я, выходит, узнал первым, — сказал он. — Завтра об этом будет говорить весь город. И новость эта будет сенсацией по меньше мере в течение трех дней, если за это время не произойдет ничего более жареного.
Дион рыдал, положив голову ему на колени.
Руфиний погладил кудрявые волосы и пробормотал:
— Ну-ну, милый мальчик. Я понимаю: ты плачешь по мне, а не по городу, которого ты никогда не видел. Это естественно. Ведь ты меня любишь.
Дион прижался к нему:
— Вы не
— Нет, милый. Король спасся. Так написано в депеше. Грациллоний жив. Я тебе о нем много рассказывал. Завтра выезжаю к нему. Стилихон отпустил меня. Не такой уж он и жестокий человек, Стилихон.
Дион поднял заплаканное лицо:
— И я с вами, Руфиний.
Галл покачал головой.
— Боюсь, что нет, милый, — ответил он почти рассеянно, все так же уставясь в пространство невидящим взором. — Я вынужден буду отправить тебя обратно. С письмом, в котором выражу благодарность за твои услуги. Это и все, что я могу для тебя сделать…
— Нет! — завопил Дион. Он соскочил с кушетки, подполз к Руфинию и обнял его колени. — Не покидайте меня!
— Я должен.
— Вы сказали, что любите меня.
— А ты называл себя Антиноем, а меня своим Адрианом.
Руфиний смотрел на него.
— Да, ты был юн. Да ты и сейчас юн, я же в одночасье состарился. В любом случае взять тебя с собой я никак не могу, как бы этого ни хотел. Такая ситуация просто невозможна.
— Но мы можем держать все в секрете, — умолял его Дион.
Руфиний лишь снова покачал головой:
— Слишком опасно для тебя, мой мальчик: Север весьма консервативен. Но, что еще хуже, все это само по себе тебя разрушит. Потому что, понимаешь… — он искал слова, а когда нашел, с трудом выдавил их из себя: — Сердце мое не здесь, а там. Сюда пришел лишь призрак моего сердца. А теперь этому призраку пора вернуться с небес на землю и терпеть.
— Когда-нибудь ты поймешь, Дион, — сказал он, сглатывая слезы. — Вероятно, когда ты сам постареешь.
«Оспрей» пришел на отдых. День выдался туманным и моросящим. Пахло пробуждающейся землей. По пути Маэлох навел справки и выяснил, что ему надо туда, где река Руиртех впадает в море, образуя границу между Койкет Лагини и Мидой. В Миде и правил Ниалл Девяти Заложников. Он поплыл по северной стороне бухты, приглядываясь, куда пристать, и нашел это место. Сквозь серую пелену дождя заметил длинное здание, белое на яркой весенней зелени. Стояло оно неподалеку от берега, на пересечении двух дорог, не мощеных, но ухоженных. Одна из них шла вдоль побережья, другая уходила на север.
— Мы, похоже, найдем здесь приют, — сказал он. Голос его загремел в тишине. — Попридержите-ка здесь языки.
(Несколько матросов знали местные диалекты, некоторые — лучше его самого.)
Приблизились к доку. Их заметили, и народ высыпал из домов. Тут были и мужчины, и женщины. Кроме ножей и пары копей, оружия при них не было. Территория здесь, в отличие от прочих, не была огорожена
— Приветствуем вас, путники, если вы явились к нам с добром, — воскликнул он. — Перед вами гостиница Селлаха Мак-Бласмакки. В очаге огонь, на вертеле мясо, чистые постели — все для усталых путешественников.
Такие гостиницы были на острове обычным явлением. Им выделялась земля, где выращивали скот, и хозяева могли бесплатно селить у себя проезжающих во имя короля, рода и ради укрепления торговли.
— Маэлох, сын Иннлоха, благодарит вас, — ответил он, как того требовал ритуал. — Мы из Арморики. — Этого было достаточно для любого человека, кто хоть сколько-нибудь понимал в окружающем его мире, а здесь люди наверняка в этом разбирались.
— Путь вы прошли неблизкий, — заметил Селлах.
Маэлох кивнул матросу, который часто бывал в Муму и мог свободно изъясняться на местном наречии.
— В полнолуние нас застиг шторм, и лодку сбило с курса, — объяснил моряк. — Мы ее починили, а потом все вместе подумали: а почему бы нам не поискать новый рынок для сбыта товаров?
Неправды в этих словах не было. Не хватало еще, чтобы их сразу уличили во лжи. Скотты тут же обольют их презрением, и тогда погибнут все надежды на дальнейшие переговоры.
Селлах нахмурился.
— Наш король не дружен с римлянами и их союзниками. — И тут же повеселел. — Но его обиды — не наше дело. Поможем вам, чем можем. Милости просим в дом.
— А врагов вы не боитесь? — спросил его Маэлох по пути в гостиницу.
— Ничуть, — ответил Селлах. — Вы же видите, у нас здесь нет охраны. Койкет Лагини рядом, это верно. Но незамеченными они сюда не придут. Тут же набегут люди из окрестных домов. Да и Темир в каких-нибудь двадцати лигах отсюда, и, хотя король по большей части в разъездах, воинов у нас полно, и они всегда готовы дать отпор. Даже в те времена, когда гостиница только-только появилась, лагинийцы забыли сюда дорогу. А тут еще и Ниалл прошел по их землям с мечом, да поэт Лэйдхенн наслал на них голод… так что теперь из их клана и в живых-то никого не осталось. А вот чего мы с женой боимся, так это, что не сможем угодить нашим гостям, как делала это моя мать, вдова Морингел, которая держала до меня эту гостиницу.
Главное здание являлось, по сути, шатром, сложенным из шестов, соединенных друг с другом и накрытых причудливо сплетенной соломенной крышей. Сооружение это было оштукатурено и побелено. Свет в окна поступал скудный, но с потолка свешивались лампы, а в очаге ярко пылал огонь. На полу разбросаны свежие охапки камыша. В качестве мебели стояли обыкновенные табуреты и низкие столы, зато стены украшены драпировками, хотя и закопченными. Одну часть помещения занимали спальни, отделенные одна от другой деревянными перегородками, каждая в восемь футов высотой. В одну из спален дверь была открыта, являя взору кровать, на которой могли улечься сразу трое.