Собака и Волк
Шрифт:
— Значит, ты в этом уверен?
Грациллоний постарался взять себя в руки.
— Чем же еще можно объяснить все то, что мы обнаружили? К тому же Корентин… он знает. В ту ночь он сказал мне, чтобы я выпустил ее. Пусть, мол, лучше море заберет ее, или… груз ее грехов утащит и меня с ней на дно. Не то чтобы я боялся смерти… но он показал мне картины… я увидел, как умирала каждая королева… и меня оставили силы. — Грациллоний хватал ртом воздух. — С тех пор он отказывается говорить со мной об этом. Старается перевести разговор на другую тему.
— Так ты на него сердишься?
Грациллоний помотал головой:
— Почему? Это
Он поднял лицо к безоблачному небу и ужасающе спокойно сказал:
— Нет, то было не деяние смертных. Здесь поработали боги. С чего бы вдруг моя Дахут сбилась с пути? С одной стороны боги Иса, а с другой — эта бедная, сбитая с толку девочка. Они играли на ней, как Пан на дудочке, сделанной из костей мертвецов. А Митра? Митра повел себя совершенно безответственно и попросту побоялся вступиться за нас. Дахут осталась одна перед этими Тремя. Они же никто иной, как демоны. Что касается Бога христиан, то я просто не знаю. Я просил его дать мне честный ответ, а получил лишь молчание. В результате, кроме демонов, я не знаю никого. А, может, и вообще ничего нет? Одна пустота?
Руфиний, втайне придерживавшийся тех же взглядов, вздрогнул, услышав их выраженными вслух. Он немного подождал и, когда Грациллоний перевел взор на уходящие вдаль земли, тихо сказал:
— Ты хочешь отомстить Ниаллу за Дахут и за Ис?
— Раз уж я не могу обратиться к богам… — невыразительным голосом ответил Грациллоний, все так же глядя вдаль. — Во всяком случае, он заслуживает смерти.
Руфиний набрался храбрости:
— Лучше я это сделаю.
Выйдя из горестного оцепенения, Грациллоний круто повернулся к нему:
— Как так?
Руфиний встал навытяжку:
— Сэр, я не оправдал доверия. Очень может быть, что именно я виноват в случившемся. Помнишь, как я помог бежать пленнику Ниалла, Эохайду, тому самому человеку, которого Маэлох встретил на острове? В то время все казалось милой проказой. Однако это лишь подлило масла в огонь. Ниалл обозлился на Ис еще больше. С тех пор являться с миссией в его королевство нам было заказано. Договориться с местными и разработать план его свержения мы уже не могли. Я был тщеславен и безрассуден. Перегнул палку, и Ис жестоко поплатился за это.
На губах Грациллония появилась медленная улыбка. В ней не было радости, одна лишь неизбывная жалость.
— Да что ты? Все это чепуха. Да ведь ты знаешь скоттов куда лучше меня. Зла они не забывают никогда. Все то, что идет вразрез с их планами, считают вредным. Вини меня. Ведь это я много лет назад утопил их флот, а вместе с ним и их планы. Вот в этом я совершенно не считаю себя виновным. Это была хорошая работа, хорошо исполненная. Что до тебя, то ты освободил его врага и, может быть, добавил нам союзника.
Руфиний повесил голову.
— Может быть. Но ведь я уехал из Иса на юг, и как раз тогда, когда назревала опасность. Мне надо было остаться. Быть может, я смог бы предупредить тебя или… или как-нибудь иначе помешать тому, что произошло.
— Возможно, это и так, — сказал Грациллоний, — если вообще какой-нибудь смертный мог тогда что-то сделать. Я, правда, тогда удивлялся, с чего ты вдруг уехал. Ведь особой необходимости в том не было. Да и ты вроде бы не любитель приключений.
— У меня
— Чувствовал? Ты об этом ни словом не обмолвился.
Руфиний посмотрел хозяину прямо в глаза и улыбнулся кривой улыбкой, больше похожей на усмешку.
— Я привык делать хорошую мину при плохой игре. Что ж, накажи меня, убей, что хочешь, лишь бы освободиться от своей вины.
Грациллоний вздохнул:
— Ладно, ты сделал ошибку, но и я вместе с тобой. Разве не мог я потребовать, чтобы ты остался? И потом мы же не волшебники, чтобы предсказывать будущее. Мне нужны были твои мозги. Не изводи себя угрызениями совести. Брось их в навозную кучу. Там им место. И это мой приказ.
Голос Руфиния зазвенел:
— Слушаюсь, сэр. Какие будут еще приказания?
— Я же сказал тебе. В настоящий момент нужны твои соображения. Ты умеешь общаться с людьми, можешь уговорить их делать то, что хочешь, и к тому же уверить их в том, что это их собственная инициатива. У нас сейчас забот полон рот: надо обустраивать колонию, вести переговоры с имперскими чиновниками, собирать информацию о намерениях варваров, готовиться встретить их и так далее. — Грациллоний помолчал. — А вот о Ниалле Девяти Заложников думать сейчас рано. — Голос его стал спокойным, похожим на зиму, когда она в одну ночь замораживает воду на реках. — Я хочу отмыть честь Дахут его кровью. Тогда моя маленькая девочка сможет спать спокойно.
День был таким замечательным, что сидеть в мрачной и темной хижине Мартина мог только самоубийца. Дверь, провисшая на кожаных петлях, впускала в помещение немного солнечного света. Через щель можно было увидеть траву и кусочек реки. Доносились сюда и звуки — молитвы монахов. Те, кто работал в огороде, молчали. По периметру горы, у ее подножия, были вырыты монашеские кельи. Запахи плодородной земли и зелени заглушал смрад. Святые люди пренебрегали мытьем. Проникавший в хижину свет освещал пыль, паутину, грибы, выросшие в углах грязного пола. Два треногих табурета да шкаф с книгами и документами были единственной мебелью.
Лицо епископа было бледным и морщинистым. Во рту, когда он улыбнулся, поблескивали несколько оставшихся зубов.
— Не притворяйся, что обладаешь достоинствами, которых у тебя нет, сын мой, — пошутил он. — Я предпочитаю простоту. Ты прекрасно знаешь, кто должен стать там лидером. Ты.
Корентин склонил голову.
— Отец, я не достоин.
Мартин посерьезнел. Подслеповатые глаза его всматривались в посетителя.
— Ни один человек, рожденный от женщины, не осмелится вообразить себя целителем душ. У некоторых, однако, есть призвание, и они обязаны делать то, что могут. Ты знаешь этих людей, и они тебя знают. Ты в хороших отношениях с их королем… с бывшим королем. Фактически, вы вдвоем уже внушительная команда. Более того, ты человек из народа. Ты знал и тяжкий труд, и невзгоды, тебе известны и радости, и горести простых людей. Ты знаешь и племена, что живут в окрестностях. Усилия объединить их угасли, как угасла сила Меция. Ты же сейчас в полной силе. Ничего, что волосы твои седы. Кому же, кроме тебя, взять на себя служение?