Собака сутулая, или Несколько дней из жизни Кассиопеи Кирпичниковой
Шрифт:
Сон
Снилось Касе, что они с Гуляем гонят зайца. А заяц такой здоровенный, размером с лося! А Пахомыч, на которого они выгнали зверя, стоит и цветочки нюхает, и ничего вокруг не видит.
– Стреляй, Пахомыч, стреляй! – кричит Гуляй, а заяц оборачивается и лапой по губам: мол, тсс, чего орёшь! И Гуляй послушно замолкает. А Пахомыч и вовсе уже спит, и заяц мимо него на цыпочках, даже сапоги снял, и Гуляй тоже тихонько норовит, и Кася… но когда она через Пахомыча начала перешагивать, вдруг видит – ружьё!
Она это ружьё в лапы, прицелилась и – бдыщь!
– Кася, ты чего? – удивляется Пахомыч.
И Кася просыпается.
Кася случайно себя выдаёт
– Пахомыч? – удивилась Кася.
– Чего?! – вскрикнула Польша.
Оказывается, это была она, а не Пахомыч.
– Тихо! – шикнула Кася на девочку.
– Чего?! – хором воскликнули хозяин и хозяйка.
«Опять проболталась,» – с грустью подумала Кася. А вслух сказала:
– Собака сутулая…
Кто такой Пахомыч
– А кто такой Пахомыч? – спросила Польша.
Кася лежала, отвернувшись ото всех, но было поздно: все бегали вокруг и кричали: она говорящая! меня никто не предупредил! может, это игрушка? или робот? ага, и жрёт кашу? не жрёт, а кушает! поучи ещё отца, поучи! Митенька, успокойся! я спокоен, котинька, я совершенно спокоен…
– Касенька, – Польша осторожно погладила её по спине. – Ну, расскажи. Или это тайна?
– Это мой бывший, – буркнула Кася. – Выше почеши, пожалуйста.
Все замолкли. Ладонь Польши поднялась к самым лопаткам Каси и почесала там.
– Вооот! – блаженно выдохнула Кася.
– Ты говори, говори, не отвлекайся, – сказала Польша, ласково скобля Касину шкуру своими тонкими пальцами.
И Кася рассказала
– А чего рассказывать. Сергей Сергеевич Пахомов, его все Пахомычем звали. Мы у него с Гуляем жили, он нас на охоту водил. Потом он состарился, и отдал нас с Гуляем Толяну. А Толян нас Димону, и Витюхе, и Рафику, и кому только не давал. Они нас в лес увезут на охоту, а сами начинают водку пить. Мы с Гуляем бегаем, дичь распутываем, а они часик-два подождут – и уезжают без нас. А нам ни спасибо, ни до свидания. Ни еды, ни питья, в какую сторону домой – вообще не ясно. Несколько дней добираешься назад, а тебе дома – где шлялись? Обидно! А потом, когда мы в последний раз потерялись, Гуляй с голодухи крысу дохлую съел, а она отравленная была. И помер, собака сутулая. А я одна осталась. И решила к Толяну не возвращаться.
Пора гулять
В это время хозяин, которого, если верить Котиньке, звали Митенька, посмотрел на часы.
– Кстати, – сказал он. – Действительно, пора гулять.
– Я с вами! – вскочила Польша.
– А уроки ты сделала? – спросил Митенька.
– Ну паап…
– Никаких «нупап», живо делать уроки. Кася, вставай, гулять идём.
Кася с готовностью вскочила и подбежала к двери.
– Куда? А шлейка? А поводок?
– Что я – маленькая?
– Маленькая – не маленькая, а порядок быть должон!
– Ну Митенька… – заныла Кася.
Котинька и Польша засмеялись, а Митенька рассердился.
– Не Митенька, а Дмитрий Олегович, – строго сказал он. – Я обещал, что не буду тебя отпускать на самовыгул, так что будь добра соблюдать правила!
Кася закатила глаза и покачала головой, но позволила застегнуть на себе шлейку и поводок, бормоча под нос «собака сутулая».
– И без фокусов, – предупредил Дмитрий Олегович.
Они вышли на крыльцо. В воздухе струился едва заметный сизый дымок – кто-то топил баню и жёг прошлогоднюю траву.
– Куда пойдём? – Дмитрий Олегович посмотрел на Касю.
– В лес! – сказала она.
И они пошли.
И они пошли
Некоторое время они шли по грунтовой дороге, по обе стороны которой стояли дома – деревянные и кирпичные, за высокими заборами и за низкими. И из-за всех заборов яростно лаяли собаки.
Кася шла, деловито обнюхивая эти заборы, а кое-где и присаживаясь. Дмитрий Олегович в этот момент тактично смотрел в сторону.
Потом дорога вильнула влево, потом вправо, и выпрыгнула прямо на оживлённую трассу, через которую туда-сюда сновали машины.
– Стоять! – прикрикнул Дмитрий Олегович, дёргая за поводок.
– Стою, стою…
Дождавшись, когда поток транспорта стихнет, Дмитрий Олегович с Касей быстро перебежали на другую сторону, и по широкой тропинке вошли в высокий хвойный лес с густым подлеском. Кася моментально нырнула в кусты.
– Куда?!
– Мы же гуляем!
– Давай гулять по-человечески – по дорожке, а не через буераки.
– Что я – маленькая?
– Кася, ты, разумеется, не маленькая. Но и я не мальчик, и не могу скакать за тобой через поваленные деревья. Давай так договоримся: вечером мы гуляем по моим правилам, а утром – по твоим.
– Ладно.
Кася пошла по дорожке чуть впереди, принюхиваясь. Запахи весеннего леса будили в ней жажду деятельности, хотелось бежать, искать и выгонять.
– А вот скажи мне, Кася, – спросил вдруг Дмитрий Олегович. – А все собаки разговаривают?
– Да все разговаривают, – ответила Кася, обнюхивая кротовую нору. Крот был где-то далеко, и докапываться до него сейчас было пустой тратой времени.
– И ты со всеми можешь поговорить?
– С собаками-то? Могу, конечно.
– А с кошками?
– Дмитрий Олегович, обидные ты вещи говоришь. Я с едой не разговариваю. И тебе не советую.
– Почему?
– Голодный останешься. И не отвлекай меня, я работаю.
Дмитрию Олеговичу было очень неприятно, что собака не разрешает ему с собой разговаривать, но решил, что, если уж они гуляют по его правилам, Кася имеет право хотя бы на молчание.
Плохая фамилия
Домой они вернулись только часа через два, вдоволь напетлявшись по тропинкам. Дмитрий Олегович был слегка шокирован, что Кася при нём разорила несколько птичьих гнёзд и задушила крота (а есть не стала), и поэтому не стал рассказывать об этом жене и дочери. Жену, как выяснилось на той же прогулке, звали Ирина Валерьевна, а фамилия их была Кирпичниковы.