Собака тоже человек!

Даромир — недоученный колдун, балбес;

Серафима — ведьма с мутным прошлым;

Серогор — доученный белый колдун, можно сказать «мэтр»;

Антип — боярин, созидательный государственный деятель;

Селистена — боярская дочка, рыжая девица с кучей комплексов;

Кузьминична — нянька Селистены, грымза жуткая, но по большому счету справедливая;

Бодун — князь, любит выпить, не любит заниматься своими прямыми обязанностями;

Феликлист —

сын князя, любимый цвет — голубой;

Демьян — дальний родственник князя, статный красавец в полном расцвете сил, но с внутренней гнильцой;

Гордобор — премьер-боярин, доученный черный колдун, но до «мэтра» не дотягивает;

Филин — слуга Гордобора, оборотень и просто мелкий пакостник;

Едрена-Матрена — хозяйка трактира, огромная и добрая;

Фрол и Федор — ратники, любят выпить, добрые по мере возможности;

Шарик — пес, большой, зубастый, верный, как все собаки;

Барсик — кот, пушистый, вредный, как все коты;

Золотуха — очаровательная сука рыжей масти («сука» — это не свойство души, а половая принадлежность).

Нечисть: спиногрызы горные, спиногрызы луговые, вампиры-живоглоты, петуния гигантская, барбуляк обыкновенный, живолизы, сыроглоты, пробыши, зенделюки.

А также: колдуны, ратники, торговцы, молодухи и прочий народ.

События происходят в далекой, почти сказочной Руси до ее крещения. В те стародавние времена сказка вполне мирно сосуществовала с реальной жизнью, а колдовство и чародейство было обычным, почти повседневным делом.

Да, на этот раз я, кажется, действительно переборщил. Принародная казнь — это слишком даже для меня. Ну да, я не безгрешен, но не до такой же степени! Я, конечно, не святой, но и казнить за такие проделки — это тоже перебор. Ну немножко в боярском потайном сундучке пошуровал, не казнить же за это? Там много чего лежало, а я только одну безделушку и взял. Попался, конечно, глупо, прямо как юнец безусый. Так обрадовался, когда перстень в руках оказался, что не услышал шороха за спиной, а уж ратные люди боярина Антипа свое дело хорошо знали. Так лихо аспиды налетели, по нотам и рукам спеленали и в холодную отволокли, что не то что колдовать, а даже пикнуть не успел. У них тут, понимаете ли, такие порядки: если вора на месте преступления поймают, так в холодную, а наутро прямо к палачу. Подумаешь, перстень с топазом в золотой оправе, так не в камнях же и в золоте тут дело было! Перстенек-то не простой, да ладно, со связанными руками даже он мне не поможет.

И ничего мне не остается, как горевать, жалеть мою буйную головушку, которую завтра палач оттяпает, и вспоминать свою не очень длинную, но вполне насыщенную жизнь. Так как времени у меня до утра еще много, то могу вам рассказать (если, конечно, вы никуда не торопитесь) немного о себе.

Да, вроде и пожил немного, но серой мою жизнь никак не назовешь. В ней органично сочетались фатальное невезение и невероятная фортуна. Родителей своих я не помню, мне было около года, когда на всю округу обрушились неурожаи и, как следствие, лютый голод. В такие года, чтобы выжить, лишних едоков просто уносили в лес и оставляли там. Так бы бесславно и закончилась моя едва начавшаяся жизнь, только корзинку с орущим от голода и холода младенцем (то есть мною) подобрал великий колдун Серогор, случайно забредший в наши края. Мне, конечно, тогда было абсолютно все равно, кто меня накормит и согреет. Только через несколько лет я понял, насколько мне повезло. Серогор отнес корзину со мной к своей давней знакомой, живущей в таежной глуши на берегу маленького лесного озера с почти черной водой. Так как своих родителей я не помнил, да и горячей любви к ним в моем сердце как-то не наблюдалось, то последующие девять лет я прожил у бабушки Серафимы.

Серафима была ведьмой. Правда,

в то время я не знал общепринятого правила, что ведьмы обязательно плохие, старые и страшные. Для меня баба Сима была и матерью, и отцом, и всеми родственниками, вместе взятыми. Да и не старая она была. Хотя нет, слово «была» к ней не подходит. Она сейчас жива-здорова и прекрасно себя чувствует. На вид ей всего лет сорок, красивая, статная женщина с длинными иссиня-черными волосами, всегда аккуратно заплетенными в тугую косу, скрученную на затылке.

Ой не проста Серафимочка, ох не проста! И откуда у живущей в глуши затворницы такие манеры, что хоть сейчас во дворец на трон? А с другой стороны, судя по рассказам, мир повидала, да и в запале могла такое заковыристое словцо ввернуть, что детские уши сами собой сворачивались в трубочки. Шучу, конечно. Но, как говорится, в каждой шутке всегда есть доля шутки. И иногда, рассказывая о делах давно минувших дней, бабулька резко замолкала, словно наталкивалась на стену, и пробить эту стену мне так и не удалось. Порой мне казалось, что это бывшая боярышня, а может, и вообще княгиня, вынужденная прятаться от людей.

Но для меня она всегда останется именно бабой Симой. Кстати, это она дала мне имя — Даромир. Классное имечко, правда? Только вот ласково получилось как-то не так солидно — Дарик, Дарюша, как собаку какую-нибудь.

Девять лет Серафима учила меня азам колдовского искусства: понимать язык зверей и птиц, применять лечебные и ядовитые травы и коренья, а также простейшим заклинаниям. Не могу сказать, что я был прилежным учеником, но уж очень не хотелось расстраивать мою бабульку, и все, чему она научила, до сих пор покоится в моей голове в абсолютном порядке. Чего никак не скажешь о позднее полученных мною знаниях.

Эх, я только сейчас понимаю, что это были самые счастливые и беззаботные годы в моей жизни. Когда я скромно перевалил через свой первый десяток лет, эту идиллию прервал Серогор. Он и раньше проведывал нашу скромную избушку, и тогда Серафима отправляла меня с каким-нибудь заданием в лес, дня на два, на три. Был я не по годам смышленый и сразу понял, что моих старичков связывает не только давняя дружба, но и совсем неколдовские отношения. В то время мое любопытство еще не могло перевесить боязнь ослушаться старших, и я послушно отправлялся на какое-нибудь дальнее болото за растущей только там особенной травкой-муравкой. Точнее, я три дня проводил в свое удовольствие неподалеку от дома и, выждав положенный срок, рвал первую попавшуюся муравку и шел назад. У меня что, ноги казенные — три дня по болотам шастать? Счастливая и благодушная Серафима в эти дни никогда не помнила, зачем именно она меня направляла, и делала вид, что очень довольна мною. А я притворялся усталым и несчастным, моя моложавая бабулька жалела меня, пекла мне пироги и доставала заветную крынку с вареньем.

Вот и в последний визит Серогора я потихоньку засобирался в путь-дорожку дня эдак на два и был очень удивлен, когда меня попросили просто погулять где-нибудь недалеко, мол, чтобы взрослые могли спокойно поговорить. Вглядевшись в серьезные лица моих наставников, я понял, что сейчас решается моя судьба. На этот раз любопытство взяло верх, и, сделав крюк по лесу, я вернулся назад и занял пост прямо под открытым окном в кустах бузины.

А вы что, по-другому бы поступили? Ага, так разговор был про меня, поэтому стыдно мне не было. Позднее я перестал чувствовать угрызения совести, подслушивая любые разговоры.

Серогор уговаривал Серафиму отпустить меня куда-то в «Кедровый скит». Мол, мальчонка подрос и там ему самое место. Симочка моя возражала. Говорила, что я еще совсем маленький и она сама научит меня уму-разуму не хуже «старых остолопов» из скита. Колдун гневался и говорил, что никому в мире, кроме нее, не простил бы таких слов и что рано или поздно мальчишку (это меня-то!) нужно будет выводить в свет. Постепенно бабулька моя сдалась и только выторговала для меня у Серогора в то время не совсем понятные условия. Типа пусть его до пятой ступени доведут, «а то скит разнесу по бревнышкам» (а ведь могла старушка), и чтобы лучшие старцы с ним занимались. И только получив личное подтверждение Серогора по всем пунктам и закончив словами: «Смотри, старый, коль с ним что случится, так всю бороду по волоску вырву!» — она успокоилась. Так мирно и вполне цивилизованно завершились переговоры ведьмы и колдуна. Моя судьба была решена.