Собеседник
Шрифт:
И тут последовал последний, самый сокрушительный удар – от друга:
– Ты что, идиот? Сейчас таким говном,
Что было дальше, помню плохо. Помню, что оделся и что-то им кричал. Кто-то пытался меня успокоить (кажется, Дипломат), но тщетно. Я хлопнул дверью и ушёл, твёрдо решив никогда сюда не возвращаться. По дороге домой – а идти пришлось пешком около пяти километров – я немного остыл, но по-прежнему был уверен в своей правоте. И на следующий день, когда ко мне вернулась способность трезво рассуждать, мнение моё не изменилось.
Избегать общения со всеми, кто презрительно отзывается о творчестве – это стало моим главным принципом. Что толку доказывать им, что творчество, даже если оно не становится широко известным,– это высший вид деятельности? Они признают только такое творчество, которое купается в деньгах и славе. Они отрицают ценность всего, что не освящено богатством и рукоплесканиями толпы. Но я никак не ожидал такого от “друга”. Мне всегда казалось, что мы понимаем друг друга – хотя бы немного. Судя по всему, я ошибался.
“Подумаешь! Ну не понравились ему твои стихи, ну и что? Мне они тоже не нравятся. Если бы ты верил в себя, чужое мнение не имело бы большого значения.”
Конец ознакомительного фрагмента.