Собиратель костей

Дивер Джеффри

— И Перл-стрит, — бурчал себе под нос Райм, — считалась одной из главных магистралей в старом Нью-Йорке. Почему его так интересует все старинное? — обратился он к Селитто. — Скажи-ка, а Терри Добинс еще работает?

— Психолог? Да. Мы в прошлом году вместе расследовали одно дело. Между прочим, он интересовался твоей персоной. Говорил, что звонил тебе пару раз, но только ты…

— Да-да, я помню, — оборвал его Райм. — Пусть приходит. Мне нужно, чтобы он высказал свое мнение по поводу нашего подозреваемого. Ну, Амелия, о чем

еще ты тогда подумала?

Она пожала плечами, но было видно, что она чего-то недоговаривает:

— Ни о чем.

— Правда?

«Где и почему она скрывает свои чувства?» — размышлял Райм. Ему почему-то вспомнились слова Блэйн, которые она произнесла, увидев красотку, проходящую по Пятой Авеню:

«Чем прекрасней упаковка, тем сложнее ее развернуть».

— Я не знаю… Ну хорошо, я вспомнила одну вещь, которая мне тогда пришла в голову. Но это ни к чему не относится. Это не из серии профессиональных наблюдений.

Профессиональных…

«Когда ты сама устанавливаешь правила, то можешь стать совсем несносной, да, Амелия?» — подумал про себя Райм.

— Хотелось бы тебя выслушать.

— Помните, когда вы пожелали, чтобы я поверила в то, что он — это я? Тогда я еще нашла место, откуда он наблюдал за жертвой.

— Продолжай.

— Ну вот, я подумала… — На какое-то мгновение Райму показалось, что сейчас из ее глаз брызнут слезы. Только теперь он заметил, что они у нее ярко-голубые и светящиеся. Но она сумела справиться с собой за какую-то долю секунды. — Я подумала о том, есть ли у нее собака. У Колфакс.

— Собака? Почему тебе это пришло в голову?

Она немного помолчала, прежде чем снова заговорить:

— Один мой друг… Это было несколько лет назад. Мы подумали, а не завести ли нам собаку, если мы, конечно, будем жить вместе. Мне всегда хотелось иметь собаку. Колли. Они такие забавные! И моему приятелю тоже импонировали колли. Даже когда мы еще не были знакомы.

— Собака… — Сердце Райма колотилось, как настойчивое насекомое, старающееся пробиться в комнату через сетчатую преграду на окне. — И что же?

— Я подумала, что эта женщина…

— Ти-Джей, — снова подсказал Райм.

— Ти-Джей, — подхватила Амелия, — так вот, я подумала, как это печально, если у нее дома было какое-нибудь любимое домашнее животное, которое ее ждет, а хозяйка уже никогда не вернется и не будет с ним играть… Я тогда не подумала ни о ее муже, ни о друзьях. Я думала только о домашних животных.

— Но почему? Собаки, домашние животные. Почему?

— Сама не знаю.

В комнате повисла тишина.

Наконец, Сакс снова подала голос:

— Наверное, когда я увидела ее там, прикованную и связанную… И еще я думала о том, как он стоит рядом и наблюдает. Там, в углу, между бочками. Это напоминало, как будто он смотрит на животное в загоне.

Райм перевел взгляд на экран компьютера, подключенный к хроматографу.

Животные…

Азот…

—

Вот дерьмо! — внезапно выпалил он.

Все головы разом повернулись в его сторону.

— Дерьмо! — повторил Райм, пялясь на экран.

— Ну, конечно же! — оживился Купер, нервно поправляя пряди волос. — Весь этот азот. Это же навоз! И, надо сказать, очень старый навоз.

И тут перед мысленным взором Линкольна, как это бывало и раньше, возник четкий зрительный образ. На сей раз это было стадо барашков.

— Линкольн, с тобой все в порядке? — заволновался Селитто.

Ягненок, медленно прохаживающийся по улице. Как будто он смотрит на животное…

—Том, — Лон повернулся к помощнику. — С ним все в порядке?

…в загоне.

Райм почти видел этого беззаботного барашка с колокольчиком на шее, а за ним еще с десяток таких же невинных ягнят.

— Линкольн, — обратился Том к Райму, — вы вспотели. Вам плохо?

— Ш-ш-ш! — зашипел на него тот, призывая к полной тишине.

Он почувствовал, как струйка пота скатывается по его лицу. Внезапное вдохновение и сердечный приступ имеют похожие симптомы. Думай, думай…

Кости, дерево и навоз…

— Есть! — прошептал он. — Иудейский агнец, ведущий стадо на бойню.

— Скотный двор! — громко объявил он всем остальным. — Жертва находится на скотном дворе.

Глава тринадцатая

— Но на Манхэттене нет никаких скотных дворов!

— Прошлое, Лон, — напомнил Райм. — Мы говорим о минувшем времени, которое так увлекает нашего подозреваемого. При воспоминании о старине у он развивает бурную деятельность. Значит, нам надо сейчас выяснять, где такие дворы находились раньше. И чем они древнее, тем лучше.

Работая над своей книгой, Райм наткнулся на один интересный случай. Некто Оуни Мэдден, нью-йоркский гангстер, обвинялся в убийстве. Он якобы застрелил своего конкурента-бутлегера рядом с его домом в районе Адовой Кухни. Однако Мэддена не осудили, во всяком случае именно за это преступление. На суде он своим мелодичным приятным голосом с явным британским акцентом начал читать присутствующим лекцию о сущности предательства.

«Все это дело было сфабриковано моими конкурентами и соперниками, которые наговорили про меня всяческую неправду, очернив, таким образом, мое доброе имя, — заявил он. — Ваша честь, вы знаете, кого они мне напоминают? В районе, где я живу, в Адовой Кухне, когда-то проходили стада овец со скотных дворов на бойню. Они шли по 42-й улице. И вы знаете, кто их вел туда? Не собака, не человек. Один из их же племени. Иудейский агнец с колокольчиком на шее. Он доводил все стадо до нужного места, а сам при этом останавливался. Остальные же послушно шли дальше. Так вот, я и есть невинный барашек, а свидетели, выступавшие против меня, — настоящие Иуды».