Собиратель

Мы встретили собирателя — так он сам себя называл — на корабле, где-то посреди Атлантики, летом 1948 года.

Адвокат из Скенектеди, хорошо одетый, он настоял на том, чтобы угостить нас выпивкой, когда мы случайно встретились с ним перед ужином, а затем уговорил нас сидеть за обедом с ним, а не за нашим обычным столиком.

За обедом он без конца говорил, рассказывая удивительные истории, ужасно смешные анекдоты, и казался нам человеком веселым, жизнелюбивым и знающим во всем толк.

Он ни разу не дал нам вставить даже слово, и мы с

Он рассказал нам, как, услышав о знаменитой коллекции книг в Праге, провел чуть ли не месяц, колеся но миру на кораблях и поездах, чтобы найти, купить эту коллекцию и привезти ее в свой огромный дом в Скенектеди.

Он бывал в Париже, Риме, Лондоне и Москве и привозил домой десятки тысяч редких томов, которые ему позволяла приобрести его адвокатская практика.

Когда он говорил об этом, его глаза блестели, а лицо наливалось румянцем, который не разжечь никакими крепкими напитками.

Адвокат этот не был похож на хвастуна — он просто описывал, как картограф рисует план местности, карту тех мест, событий и времен, о которых он не мог не рассказывать.

Во время всего разговора он не заказывал таких блюд, которые могли бы отвлечь его внимание. Он почти не притрагивался к огромной тарелке салата, стоящей перед ним, что позволяло ему говорить и говорить без конца: он лишь иногда запихивал в рот полную ложку и, проглотив, снова принимался описывать города и коллекции книг, разбросанные по всему миру.

Каждый раз, когда мы с женой пытались встревать между его излияниями, он махал на нас вилкой и закрывал глаза, чтобы мы замолчали, а с его губ уже сыпались восторги по поводу очередного чуда.

— Вам знакомы работы сэра Джона Соуна, великого английского архитектора? — спросил он.

И прежде, чем мы успели ответить, затараторил:

— В своих фантазиях и в рисунках, сделанных в соответствия с его техническими требованиями его другом-художником, мистером Гинти, он перестроил заново весь Лондон. Некоторые из его фантазий о Лондоне были действительно воплощены, другие были построены и затем разрушены, а третьи так и остались всего лишь плодом его невероятного воображения.

Я отыскал некоторые из его проектов библиотек, привлек к работе внуков тех инженеров-архитекторов, что работали с Соунам, и построил на принадлежащем мне участке, если можно так выразиться, университет в стиле стипль-чез. В многочисленных зданиях, выстроенных на этих просторных угодьях на окраине Скенектеди, я дал приют великим светилам просвещения.

Прогуливаясь по травяным лугам, а лучше — и гораздо романтичнее — скача верхом от лужайки к лужайке, вы оказываетесь в самой большой в мире библиотеке медицинских наук. Я говорю так, потому что нашел эту библиотеку в Йоркшире, купил все десять тысяч томов и морем перевез к себе, чтобы она надежно хранилась в моих руках и под моим чутким присмотром. Великие врачеватели и хирурги приезжали ко мне и жили в этой библиотеке, проводя там дни, недели или даже месяцы.

Кроме того, в других зданиях моего поместья расположены небольшие библиотеки-маяки, в которых собраны лучшие романы со всего света.

А еще есть итальянский уголок, увидев который Бернард Беренсон, выдающийся историк итальянского искусства эпохи Ренессанса, от зависти потерял бы сон.

Так что мое поместье, этот университет, представляет собой ряд зданий, разбросанных на площади более сотни акров, где можно провести всю жизнь, ни разу не выехав за пределы моих угодий.

Возьмите любой уик-энд: руководители колледжей, университетов и высших школ Праги, Флоренции, Глазго и Ванкувера собираются, чтобы отведать приготовленных моим шеф-поваром блюд и моих вин и насладиться моими книгами.

Он продолжал описывать, в какую кожу переплетены многие из его книг, расхваливать качество переплетов, бумаги и гарнитуры.

Помимо этого он описал, как здорово, что можно вот так запросто посетить многочисленные уголки просвещения, прогуляться по лужайкам, присесть и почитать в обстановке, столь благоприятствующей широкому познанию.

— Теперь вы уже наверняка догадываетесь: сейчас я еду в Париж, откуда поездом отправлюсь на юг, сяду на корабль и поплыву через Суэцкий канал в Индию, Гонконг и Токио. В этих далеких странах меня ожидают еще двадцать тысяч томов по истории искусства, философии и кругосветных путешествий. Я волнуюсь, как школьник, в ожидании завтрашнего дня, когда в моих руках окажется очередное сокровище.

Наконец наш друг-адвокат, похоже, закончил. Салат съеден, десерт тоже, допиты остатки вина.

Он заглянул в наши лица, словно желая узнать, нет ли у нас вопросов.

У нас их и впрямь накопилось немало, и мы только ждали момент, чтобы заговорить.

Но прежде чем мы успели открыть рот, адвокат снова подозвал официанта и заказал три двойных бренди. Мы с женой запротестовали, но он лишь отмахнулся. Принесли бренди и поставили перед нами на стол.

Адвокат поднялся, внимательно просмотрел счет, расплатился и еще долго стоял, а румянец медленно сходил с его щек.

— Осталась лишь одна вещь, которую мне хотелось 6ы знать, — наконец произнес он.

На мгновение он закрыл глаза, а когда открыл, в них уже не было огня; казалось, его мысли обращены куда-то за тысячи тысяч миль отсюда.

Он взял свой стакан с бренди, подержал его в руках и наконец сказал:

— Скажите мне одну последнюю вещь.

Помолчал, а затем продолжил:

— Почему мой тридцатипятилетний сын убил свою жену, лишил жизни свою дочь и повесился?

Он выпил бренди, повернулся и, не говоря ни слова, покинул обеденный зал.

Мы с женой долго сидели, закрыв глаза, и вдруг наши руки безотчетно потянулись к еще нетронутому бренди.