Соблазн для Щелкунчика
Шрифт:
– …Вы сорвали работу суда на неделю! – гремел голос Фрик. – Ваши коллеги, подсудимые, родственники собирались в этих стенах каждый день и надеялись, что Ее Величество адвокат Дубровская наконец снизойдет и почтит нас, смертных, своим присутствием!
– Но я думала… – робко вставила Елизавета, – я думала, что от меня отказались…
– Она думала! – распалилась судья. – Надо не думать, а знать закон. Вернее, некоторые прописные истины. Отказ от защитника по делам, где ранее назначалась смертная казнь, вовсе не обязателен для суда. Учитывая тяжесть предъявленного Петренко обвинения, суд посчитал,
– Но я думала…
– Вопрос закрыт! Суд переходит к судебным прениям. Слово предоставляется прокурору.
– Как прения? Почему прокурору? У меня есть дополнения к судебному следствию. Тут у меня справки, ответы на запросы… – Елизавета указала на ворох бумажек, в беспорядке загромождавших стол. В спешке перед судебным заседанием она не успела даже рассортировать эту кучу, и теперь ей было стыдно за собственную несобранность.
– Да вы что! – округлила глаза Фрик. – Будете над нами издеваться и дальше? Мы уже решили, что следствие закрыто. Кстати, ваше мнение уже спрашивали!
– Я ходатайствую о том, чтобы возобновить судебное следствие, – Елизавета решила идти до конца. – У меня есть документы, подтверждающие невиновность моего подзащитного. Прошлый раз, после отказа Петренко от моих услуг, мне стало немного не по себе, и я забыла…
– Вы не кисейная барышня, а адвокат. Держите свои эмоции при себе. Сейчас мы спросим мнение участников процесса относительно вашей просьбы… Петренко! Вы согласны возобновить судебное следствие? Адвокат что-то говорит про имеющиеся у нее дополнительные сведения…
– Я против, ваша честь!
– Хорошо. Мнение прокурора?
– Адвокату давалась возможность добавить все, что она пожелает. Она отказалась. Теперь настал черед отказать и нам.
– Защитник Перевалова?
– Против. Всему свое время.
– Передставитель потерпевшего Савицкая?
– Хватит тянуть резину.
– Потерпевший?
– Давно нужно было указать ей на место. Против!
– Итак, госпожа Дубровская! Суд, внимательно изучив мнения участников процесса, высказывает собственное: в удовлетворении вашего ходатайства отказать. Переходим к прениям. Слово имеет представитель государственного обвинения…
Прокурор прокашлялся:
– Уважаемый суд! Уголовное дело по обвинению Перевалова и Петренко было долгим и трудным. Долгим потому, что судом была проделана огромная работа по анализу доказательственной базы одного из самых громких преступлений прошлого года. Трудной эта работа была потому, что, когда перед лицом суда становятся люди с таким обвинением, как у наших Петренко и Перевалова, делать выводы всегда непросто. Суд, как и обвинение, старается быть объективным и толковать все сомнения в виновности подсудимых в их пользу. Но процесс закончен, и я как государственный обвинитель заявляю: Петренко и Перевалов виновны! Их вина полностью подтверждена материалами дела…
Лиза оглядела зал. Лица присутствующих казались непроницаемыми, словно изваяния. Все внимали прокурору. У того наверняка было время, чтобы отполировать обвинительную речь до блеска. Он упражнялся в красноречии, пересыпая свои фразы метафорами и прочими цветистыми украшениями. Он ловко, ступенька за ступенькой, возвел помост, на котором уже совсем скоро будет красоваться виселица. Интересно, а мелькала ли в его голове хоть маленькая мыслишка о том, что вся его речь – чистой воды словоблудие, что его устами здесь вершится сейчас чудовищная несправедливость – судят невиновных! Нет, пожалуй. Он об этом не думает. Лицо его приятно розовеет, а карающий перст уже направлен в сторону подсудимых.
– …признать Петренко Сергея Анатольевича и Перевалова Альберта Игоревича виновными по статье 105 пунктов «а», «е», «ж», «к» Уголовного кодекса Российской Федерации…
Боже мой! Да он оставил все, как есть! И обвинение в посягательстве на жизнь сотрудника милиции, рохли Толстикова; и покушение на убийство Куролесина (общественный долг, видите ли, он выполнял, задерживал преступников!); и хранение, перевозку, ношение огнестрельного оружия; ну и, конечно, убийство двух лиц – Макарова и Агеева!
– …и назначить им наказание в виде: Перевалову – 25 лет лишения свободы с отбыванием наказания в колонии, Петренко – 23 года лишения свободы.
В зале зашумели. Прокурор был вынужден остановиться. Стало плохо Марине Петренко. Она потеряла сознание. Виктор Павлович Полич уже хлопотал возле нее, махая носовым платком, смоченным какой-то жидкостью из пузырька.
«Надо же, какой предусмотрительный! – почти не удивилась Лиза. – Даже нашатырь не забыл». Она перевела взгляд на безучастное лицо Петренко. Того, видимо, картина с обмороком жены оставила равнодушным. Только Альберт, вскочив, вдруг заметался по клетке, как зверь в западне. Но прошло несколько минут, и судебное заседание возобновилось.
Слово предоставили Савицкой. Она чуть смягчила боевой пыл государственного обвинителя, но предполагать, что она хоть в чем-то сочувствует подсудимым, не было решительно никаких оснований. Вера Мироновна, как хитрая лиса из сказки, долго морочила всем голову относительно того, что родственники погибшего жаждут справедливого возмездия виновным (акцент делался именно на словах «справедливый» и «виновный»).
– …они вовсе не желают, чтобы решение суда было слепым. Фемида изображается незрячей, но мы с вами, уважаемый суд, не можем уподобляться ей. Мы должны твердо знать, виновны Перевалов и Петренко или же все-таки они невиновны! Я сама адвокат и понимаю защитников наших подсудимых, они стремятся поддержать своих подопечных, но груз улик тянет их на дно…
Вот ведь хитрюга! Плачет о том, как ей жалко подсудимых, более того, изображает себя поборницей справедливости. А сама только и мечтает, чтобы суд не сбавил ни годика из уже назначенной прокурором многолетней каторги.
Савицкая долго еще стенала о том, каким замечательным гражданином был покойник Макар и сколько потеряла Россия, как и все человечество вообще, от кончины такой незаурядной личности. Все темные пятна его биографии и сомнительные вехи жизненного пути были спрятаны от посторонних глаз, искусно закамуфлированы пестрым словесным покрывалом. Любому человеку, не имевшему чести быть знакомым с погибшим, оставалось лишь сожалеть, что такая встреча невозможна.