СОБЛАЗН.ВОРОНОГРАЙ [Василий II Темный]
Шрифт:
Игумен промолчал.
Ему казалось всё-таки странным и непонятным: зачем Бунко понадобилось так лгать?…
Коли он хотел очернить перед государем князей-братьев — тогда выбрал плохой путь для этого… Ложь могла каждую минуту открыться — и что бы Бунко выиграл от этого?!
И старец не знал, что и предположить.
Но он не хотел своими сомнениями тревожить государя и потому перевёл разговор на другое… Василий действительно уже успокоился.
Он, со своей стороны, полагал, что Бунко просто-напросто
«Заслужить милость твою хотел, государь великий!»- скажет бегун в своё оправдание.
«Вот и наплёл… А то где ж в самом деле такому случиться?… Дмитрий только недавно у меня в Москве был… Такой был покорный да тихий… Несколько раз говорил, что давно забыл все смуты и сам хочет дожить в тишине… И крест у Ионы поцеловал… А Можайский? Но за ними и прежде того не водилось… С ними я всегда был в ладу… Те и мухи не обидели… Не такие люди… — так размышлял государь и спокойно отошёл ко сну…
И вся обитель, утомлённая великопостным бдением, мирно опочила…
Только старец игумен несколько раз поднимался со своего жёсткого ложа и в горячей молитве опускался на колени перед образами…
— Спаси, Господи, и защити его от врагов лихих! — молился пламенно старец.
Он один не мог успокоиться.
Странность поступка Бунко смущала покой игумена… Уже было далеко за полночь, когда старец снова поднялся со своего ложа.
Он тихо позвал келейника.
— Возьми на конюшне лошадь, Григорий, — приказал он, — и съезди на гору: всё ли там в порядке, посмотри!..
Молодой келейник послушно вышел из горницы.
Через минуту игумен услыхал, как стукнули вдали открываемые ворота.
Старец перекрестился и, сев у окна, стал ожидать возвращения послушника.
Ждать пришлось не особенно долго. Через полчаса опять послышался стук ворот.
Григорий вошёл, запыхавшись, в горницу…
— Тихо всё? Сторожа не спят?…
— Всё тихо… Сторожа на карауле в пяти местах по дороге стоят… Как приказал государь великий, там и стали…
Старец облегчённо вздохнул и отпустил, благословив, келейника.
А сам снова опустился на колени перед образом и долго ещё и горячо возносил к Богу свои пламенные молитвы…
Сторожа у Радонежа действительно не спали и зорко караулили… Но по дороге решительно ничего не было видно. С той поры, как проехало из обители четверо богомольцев, никто оттуда больше и не показывался…
И сторожа решили, что Бунко всё наплёл только.
— И чего бы было ему смуту, ребята, поднимать?! — недоумевая, произнёс один. — Прискакал словно без ума!..
Сам без шапки, кафтан разодран, лошадь вся в мыле!..
Словно белены объелся!..
Но сторожа всё-таки караулили. Между тем Волк проехал со своим отрядом назад вёрст пять по лесной дороге и остановил лошадь.
— Ты, Пётр, да ты, Иван, — обратился он к двум боярским сыновьям, — возьмите десять человек и поезжайте дальше по дороге… Как встретите мужиков, которых мы давеча с дороги свели, берите у них все сани… Что везут они, сбросьте, а сани с лошадьми ведите к государю великому!..
Пётр и Иван, не зная ещё, в чём дело, отправились со своим отрядом исполнять приказание старшого.
— Я в сторону поеду… Тут верстах в двух село есть большое… Мы там позаберем у мужиков сани, какие найдём…
Волк с двадцатью людьми свернул в сторону. Дорога в этом месте разветвлялась. Поворот давеча ещё он заметил. Князь Дмитрий, хорошо знавший всю окрестность, подробно рассказал ему, как найти село…
Проехав версты две, отряд Волка выбрался снова на опушку.
Выглянувшая в эту минуту из-за туч луна дала возможность осмотреться.
Село раскинулось на большом пространстве по двум берегам небольшой речки. Волк даже не знал её названия.
Околица была заперта.
Волк слез с лошади и с помощью двух товарищей отворил ворота плетня.
Ведя в поводу лошадей, челядинцы стали стучаться в оконца ближайших изб.
Послышался стук рам. В окнах, затянутых пузырём, блеснула лучина.
— Господи Иисусе, что за люди такие?! Петухи поют, а они, шалые, по домам стучатся, — раздался недовольный старческий голос из окна той избы, где стучался сам Волк.
— Вставайте же скорее все, кто есть- повелительно крикнул боярский сын. — Государю и великому князю московскому на путь лошади и сани понадобились…
Деревня была ямская: крестьяне по первому требованию служилых людей должны были беспрекословно отпустить лошадей и повозки.
И теперь, услыхав грозное имя великого князя московского, крестьяне переполошились.
Во всех избах зажгли лучины.
— Где же он-от, государь-то великий? — спрашивал у Волка седой старик, хозяин богатой и просторной избы.
Старик уже приказал сыновьям закладывать, а сам стоял теперь без шапки перед боярским сыном и расспрашивал его. — Зачем же больно много лошадей потребовалось его государевой милости? — недоумевал старый ямщик.
— Про то ему, государю великому, и знать… А вы слушать да исполнять должны! — с усмешкой ответил Волк.
Он не рассчитывал всё-таки на такое беспрекословное повиновение.
Волк думал, что крестьяне будут протестовать: очень уж много лошадей он потребовал сразу…
Да и странным могло показаться его требование лошадей для самого великого князя…
Вид вооружённых всадников, вероятно, сильнее всего подействовал на решение крестьян…
«Кабы разбойники были, — размышлял про себя старик, разговаривавший с Волком, — все бы избы обшарили!.. Без этого не ушли бы!..» Он сообщил свои предположения сыновьям, и те согласились с ним.