Соблазнение строптивой
Шрифт:
– Учитывая, сколько злобы в твоем голосе, я не уверен, стоит ли сообщать тебе это. Что ты собираешься делать с «этой крысой», когда догонишь ее?
Дженна испепеляла взглядом пустую соломенную подстилку и смятое одеяло, судорожно пытаясь понять, что здесь произошло.
– Могу сварить кофе по особому рецепту или изрешетить его башмаки.
– Изрешетить? Кофе по специальному рецепту? Как по мне, месть так себе.
– Просто вы не пробовали мой кофе. Куда он забрал Мендозу?
– Туда, где его будут надежно охранять и откуда ему будет тяжелее сбежать, чем из этого
– У меня есть дела поважнее, чем валяться в постели. А о здоровье больше надо будет волноваться Бренчу… как только я до него доберусь.
Глаза молодой женщины потемнели до цвета сапфиров, а сталь в голосе способна была разрезать сыромятную кожу. И все же старику затруднительно было всерьез воспринять ее гнев. Он сунул морщинистые руки в карманы и многозначительно посмотрел на бумаги, зажатые у Дженны под мышкой.
– И что за дела?
Юджиния вручила ему кипу листовок.
– Например, развесить их по городу, чтобы найти отца.
Рембрандт прочитал листовку и посерьезнел.
– Понятно.
– Где Мендоза, Рембрандт?
Старик вздохнул: он понимал, что произойдет, если он расскажет ей, о чем она просит.
– Бренч забрал испанца в тюрьму Коулвилля, чтобы не думать о нем, пока съездит в Солт-Лейк-Сити.
– Я слышала, что констебль Мор уехал на какое-то разбирательство вместе с судьей Стритом.
– Там есть заместитель. Он вполне способен охранять Мендозу.
Дженна сдвинула брови.
– Может, и так, но Мендоза – мой пленник. Я должна им заниматься. Я попрошу кого-то из детей развесить эти объявления о награде. Мне нужно в Коулвилль.
Рембрандт понимал, что пытаться остановить Дженну бесполезно. Но когда она протянула руку за листовками, он отказался отдавать их.
– Я сам об этом позабочусь.
– Спасибо, Рембрандт. – Она положила руку ему на предплечье и улыбнулась. – Жаль, что ваш партнер не такой хороший, как вы.
Старый шахтер накрыл руку Дженны своей мозолистой ладонью.
– Он тоже хороший, по-своему. Поверь мне, дитя, он сделал это, считая, что так будет лучше.
– Может быть, но почему, черт возьми, почему он не хочет учитывать мнение других? – Дженна только сейчас заметила, как устало ссутулились плечи старика и какие воспаленные у него глаза. – Вы хорошо себя чувствуете?
– Просто болит голова. Со мной все будет в порядке.
Рембрандт проводил Юджинию до больших двустворчатых дверей конюшни, а потом смотрел, как она быстро зашагала к гостинице, снова одетая в мешковатые брюки и мальчишескую рубашку, которые нравились ей, похоже, больше платья. На бедре молодой женщины красовался револьвер в кобуре. Старик покачал головой, чем вызвал новый приступ боли.
– Так-так-так, что у нас здесь?
Заслышав этот голос, Мигель Мендоза поднялся с вонючей койки навстречу человеку, при косвенном участии которого пятнадцать лет назад его жизнь перевернулась кверху дном.
– Buenas noches, [58]
Маршал ухмыльнулся и надменно прошествовал к крошечной камере, похрустывая костяшками пальцев здоровой руки.
– Могу поспорить, ты тоже невероятно рад меня видеть, не так ли, Мендоза?
Мендоза окинул правоохранителя сонным взглядом, свойственным мексиканцам, прибереженным для случаев, когда нужно скрыть истинные чувства.
– Si, Мигель всегда рад видеть друга.
58
Buenas noches – добрый вечер (исп.).
– Да ну? – Хендрикс провел большим металлическим кольцом с тюремными ключами по решетке камеры. Резкий звук зловещим эхом отразился от толстых каменных стен. – Тогда ты обрадуешься еще больше, если я вытащу тебя отсюда, так ведь?
Мигель заставил себя лениво улыбнуться и кивнул.
Хендрикс рассмеялся. Он вставил ключ в скважину и провернул. Замок заскрежетал, потом щелкнул. Слид распахнул тяжелую дверь и мотнул головой в сторону дверного проема, ведущего в шумную контору. Мигель пошаркал в комнату настолько грациозно, насколько позволяла короткая цепь между железными кандалами на ногах.
Когда они вошли, заместитель констебля вручил Мигелю его трость. Потом макнул перо в чернильницу и передал его маршалу.
– Просто распишитесь вот здесь, маршал Хендрикс, и он ваш.
Маршал склонился над документом и печатными буквами аккуратно вывел свое имя.
– Вирдж, ты нашел лошадь Мендозы?
В другом конце комнаты Вирджил Годби достал палец из носа и вытер его о грязные штаны.
– Она возле крыльца, Слид.
– Сади его.
Взяв заключенного под руку, Вирджил вывел его на улицу. Вместе они подошли к лошади. Ухмыляясь, Вирджил освободил ноги Мигеля от кандалов.
– Ты все равно что покойник. Ты ведь знаешь это, верно?
Мендоза взобрался в седло и положил на колени трость.
Когда помощник маршала снова защелкнул оковы под животом Фортуны, Мигель сказал:
– Si, мне приходило это в голову.
Дородная женщина в белом гофрированном фартучке поверх строгого черного платья и с такой же белой кружевной наколкой на кудрявой голове вышла на стук Бренча Макколи из двери пансиона.
– Я ищу женщину по имени Голубка, – ответил он на немой вопрос.
– Что вам от нее нужно?
Служанка нахмурилась, когда, окидывая мускулистое тело посетителя внимательным взглядом, заметила на его бедре «миротворец». Женщина была с ним почти одного роста, и Бренч не сомневался в ее способности преградить путь любому, кто придется ей не по вкусу.
– Скажите ей, что меня прислал Мигель.
– Гм. Только начало полудня, девочки еще даже не встали, – пробормотала она, уступая посетителю дорогу. – И как прикажете делать уборку, если мужчины начинают обивать порог, не дожидаясь даже захода солнца?