Соблазненная во тьме
Шрифт:
– Потому что... так будет правильно.
– Почему бы тебе не позволить решать мне, что правильно, а что нет? Я хочу остаться с тобой, - выдавила я.
Мое сердце забилось чаще, и я больше не могла сдерживать слез. Он давал мне шанс вернуться домой, вернуться к моей жизни, ко всему, чего по моим же словам, я хотела - но единственное, о чем я могла думать - что ничего из этого не имело значение, если я его больше никогда не увижу.
Крепко схватившись за руль, он прижался к нему своим лбом, - Ты не знаешь, чего ты хочешь, Ливви, а то, что ты
Я тут же вдохнула, чтобы возразить, но он поднял свою руку, останавливая меня.
– Я слишком долго занимался тем, что манипулировал людьми, преследуя одну лишь цель - добиться своего. Вот почему ты думаешь, что любишь меня. Потому что я сломал тебя до основания и создал заново, чтобы ты в это поверила. Это не было случайностью. Однажды, оставив все позади... ты это поймешь.
Я едва могла разглядеть его сквозь туман слез, заволакивающих мой обзор. Калеб верил во все, что он говорил. Я слышала это в его голосе - но он ошибался. Моя любовь к нему не была результатом его манипуляций. Он пытался делать все совсем наоборот.
– Вот оно что. Ты считаешь, что я какая-то идиотка, которая повелась на твой бред? Знаешь, ты ошибаешься! Я влюбилась в тебя, Калеб. Я влюбилась в твое нездоровое чувство юмора. Влюбилась в то, как ты меня защищал. Ты спас мою жизнь!
– Я забрал свою собственность, Ливви, - мрачно произнес он.
– Я больше не Ливви! Я твоя! Разве не это ты говорил? Не то, что ты обещал? Разве не в этом мы друг другу клялись!
– обливалась я слезами.
– Я не хочу владеть тобою. Я хочу, чтобы ты была свободной, а пока ты со мной... я всегда буду видеть в тебе свою рабыню, - прошептал он.
Мне была невыносимо наблюдать за тем, как голова Калеба пристыжено опустилась вниз. Он ведь был слишком гордым человеком.
– Я никогда не была твоей рабыней, Калеб. Ты этого хотел, и я тебе это давала, но мы оба знаем, что ты принадлежишь мне так же, как и я принадлежу тебе. Если бы ты, действительно, смог сломать меня до основания, и создать заново, то никого бы из нас здесь не было. Несмотря ни на какие гребаные обстоятельства, я искренне люблю тебя... и... и... веришь ты в это или нет, но ты тоже меня любишь.
– Котенок, - сказал он, - монстры не умеют любить.
Он вытер свои глаза, - А теперь вылезай из грузовика. Иди в сторону границы и больше никогда не оборачивайся.
Не в силах сдерживаться, я как можно крепче обняла его своими руками.
– Я люблю тебя, Калеб. Я тебя люблю! Если ты хоть немного заботишься обо мне... пожалуйста, не делай этого. Пожалуйста, не оставляй меня. Я не знаю, как жить без тебя. Не заставляй меня это делать, не заставляй меня возвращаться и пытаться быть той, кем я уже никогда не буду.
Его руки нежно вернули мои на место и когда наши глаза встретились, я, в конце концов, увидела эмоции, которые он так упорно старался спрятать, и решимость, с которой он произнес, - Живи для меня, Котенок. Будь такой, которой ты бы никогда со мной не стала. Пойди в школу. Встреть
– А куда поедешь ты?
– Тебе лучше не знать.
Мое сердце раскрошилась на мелкие осколки, но я знала, что у меня не осталось больше никаких аргументов, чтобы остановить это прощание. Мне захотелось поцеловать его - один последний поцелуй, чтобы помнить его, но я понимала, что это обернется лишь мучением. Я хотела, чтобы наш последний поцелуй был совершен в порыве единения и страсти, а не сожаления и грусти.
Отпустив его, я открыла дверь.
– Возьми это, - прошептал он и протянул мне свой револьвер, - пусть это будет доказательством того, как тебе удалось сбежать.
Я долго смотрела на оружие. Я даже подумала о возможности взять Калеба в заложники и заставить его отвести нас куда-нибудь в другое место. Но он сделал мне больно. Его отказ терзал меня сильнее всего остального, а моя гордость больше не позволяла его умолять.
Взяв револьвер, я уставилась на его идеальный профиль, когда он смотрел через лобовое стекло, не глядя в моем направлении. Он сделал свой выбор, и это была не я.
Выйдя из грузовика, я хлопнула дверью и начала свой путь в сторону границы. И пока я шла, я физически ощущала на себе его взгляд так, как я всегда его чувствовала. Слезы беззастенчиво лились по моему лицу, но я их не вытирала. Я заслужила эти слезы, и оставляла их, как символ всего того, через что я прошла.
Они олицетворяли боль, которую я выстрадала, любовь, которую я испытывала, и океан потери, который опустошил мою душу. Я, наконец-то, научилась подчиняться, поэтому больше не оборачивалась.
Когда я добралась до границы, я была вся в синяках и крови. В потрясении от всего того, что произошло с Калебом, я не могла толком ответить пограничному патрульному офицеру, который кричал на меня с поднятым оружием. У меня было свое оружие, и я ни хрена не боялась его применить. А если бы я погибла? Кого, к чертям, это заботило?
Приложив револьвер к своей голове, я потребовала пропустить меня через границу. Эти сукины дети в меня стреляли. И когда они опрокинули меня на землю и надели наручники, я надеялась, что умру от потери крови. Тогда, я еще не знала, что они стреляли в меня резиновыми пулями.
Глава 26
День 14:
Мэттью сидел напротив некогда бывшей Оливии Руис.
Она выглядела так, словно прошла через ад. Ее длинные, темные волосы были убраны с лица и собраны в простой хвост, а под глазами образовались темные круги, что было свидетельством плохого питания и недостатка сна. Именно нездоровый аппетит и послужил причиной ее дополнительного пребывания в больнице в течение семидесяти двух часов, но раз она приняла решение уйти, никто не имел права ее задерживать.