Соблазнённый
Шрифт:
— Иди на хуй, Дом. — На этот раз мои глаза наполняются слезами, и я едва могу их сдержать.
Не доставлю ему удовольствия увидеть, как плачу.
Я налетаю на него и выхватываю из его рук свой чемодан. На самом верху лежат мой паспорт и билет на самолет.
По моей щеке скатывается слеза, потом еще одна, еще и еще. Всхлип вырывается из горла, когда я вспоминаю прошлую ночь. Всю эту страсть, любовь и нежность. Он прощался. Я должна была догадаться об этом, но была слишком захвачена своими глупыми чувствами, чтобы понять это.
Раз я проснулась в его постели прошлой
Я смотрю на него затуманенными глазами. В них есть намек на боль, но она так аккуратно спрятана под поверхностью, что не знаю, есть ли она на самом деле или мне все привиделось.
Когда он замечает, что я пытаюсь что-то выудить, то напрягается, а потом говорит насмешливым тоном:
— Ты плачешь? Ты, конечно, не поверила в эту сказку, Камилла.
— Ты не прекрасный принц, Дом. Ты чертов злодей.
— Тебе повезло, что ты выжила после этого злодея.
— Забавно, — я издаю невеселый смешок. — Мне всегда нравились злодеи.
На его лице появляется нечитаемое выражение. Кажется, он собирается что-то сказать, что-то сделать, но потом прячется за этой пустой маской.
Он не удерживает меня. Он не хочет этого.
Пузырь вокруг моего сердца лопается.
Я прохожу мимо него, чтобы не разрыдаться у него на глазах.
— Ты только что оттолкнул единственного человека, который любит тебя таким, какой ты есть. За то, что ты есть. Я желаю тебе умереть в одиночестве, Доминик.
И с этими словами я выхожу за дверь. У меня дрожат ноги, а слезы не перестают затуманивать зрение. Когда лифт закрывается, а Доминик не идет за мной, я отказываюсь от борьбы и разражаюсь слезами.
Мое приключение закончилось. Кончилось.
Кончено.
Глава 25
Я стою в кабине наверху, а мои партнеры — по обе стороны от меня. Стекло позволяет нам видеть, что находится внизу, но они нас не видят. Просто знают, что мы здесь.
Бог оставил их, но мы — их новые боги.
Сопливые дети выстраиваются в ряд, когда Неро и его охранники пинками заставляют их двигаться. Некоторые плачут. Некоторые просто терпят шлепки и идут дальше.
Те, кто терпит, интересуют больше всего. Что-то подсказывает мне, что они тоже выживут.
— Нулевая команда, — говорю я, не оборачиваясь к своим партнерам. Их здесь десять. Остальные акционеры обычно наблюдают из тени.
— Нулевая команда? — эхом отзывается доктор Слоан. Она будет входить в команду, которая будет наблюдать за испытанием «Омеги». Доминик говорит, что она нестабильна, и он не спал, пытаясь ее улучшить, но его мнение не имеет значения. Когда я скажу, что пора испытывать, тогда и будет.
— Это их название, — я улыбаюсь, поворачиваясь лицом к своим партнерам. Мужчины и женщины. Англичане, американцы, русские, итальянцы и выходцы с Ближнего Востока. Все они в моих партнерах. Я за разнообразие, лишь бы у них были деньги, необходимые мне для создания
В конце концов, мои ассасины будут убивать их политических противников или тех, кого они хотят устранить.
Я обращаюсь к Доминику, который стоит в углу с торжественным выражением лица. У него был такой стервозный вид с тех пор, как он отправил французскую куклу обратно в ее страну месяц назад или около того. Но он знает, что лучше не перечить мне. Я всегда могу найти ее и убить. Никто не скроется от меня на этой земле.
— Доктор Джонсон — крестный отец «Омеги», — продолжаю я. — Он начнет тестирование в ближайшие несколько дней.
Джонсон ничего не говорит.
Я улыбаюсь своим предвкушающим партнерам.
— Это исторический момент, дамы и господа. Ваша армия создается. Сейчас. — Я смотрю на детей и выделяю смельчаков. — Давайте назовем их. Ворон, Призрак, Тень, Туман, Ястреб, Шрам, Пламя…
Моя «Нулевая команда».
Глава 26
Пять месяцев спустя
Что значит жить дальше?
C'est de la merde (с фр. Это полный бред).
В тот день я едва попрощалась с Самиром и Нэнси. Я вернулась во Францию, заплаканная, опустошенная и вся пропахшая запахом Доминика. Как влюбленная идиотка. Как подросток-бунтарь, ползущий к родителям.
Мама обняла меня, и я проплакала у нее на груди, как мне показалось, целый день. Я снова и снова извинялась за то, что беспокоила ее и вела себя как всезнайка.
С папой все было иначе. Мне пришлось умолять его несколько дней подряд, пока он наконец не обнял меня.
Я плакала еще сильнее в его объятиях, но не потому, что он долго не мог меня простить, а потому, что он предупреждал меня. Он сказал это большими заглавными буквами:
— Ты умная девочка, Камилла, но тебе нравятся острые края, которые режут глубоко.
Мне нужно было разрезать себя, чтобы вернуться к его словам.
Иногда мое глупое сердце отказывается вспоминать тот день, когда Доминик выгнал меня из дома. Я просто вспоминаю, как он пробудил мою дикую, темную сторону. Как спала в его объятиях. Как мы гуляли по лондонским улицам, будто самая счастливая пара.
Все, что происходило в те месяцы, казалось сном. Или кошмаром. В зависимости от того, с какой стороны на это посмотреть.
Я вернулась в университет. Это немного сложно, но я справляюсь. Может, это и наивно, но знаю, что могу что-то изменить. Однажды я получу диплом и стану голосом тех, кого не слышат.
Тяжело дыша, я добираюсь до вершины холма, откуда открывается вид на яркое Марсельское море. Вид на скалистый берег и искрящуюся воду просто восхитителен. Обычно в январе здесь холодно, но сегодня зимнее солнце такое сияющее и теплое. Я не смогла удержаться и пришла сюда, чтобы сделать домашнее задание.