Соблазни меня
Шрифт:
— Это правда?
Он усмехается.
— А ты не веришь?
Я бью его по руке.
— Зачем тебе искусство слежения?
— Чтобы отслеживать девушку с пухлыми губами и зелеными глазами.
— У меня глаза не зеленые.
— Ты все время так говоришь.
— Вэнн?
— Mнннн...
— Почему братья Блейка не пришли на свадьбу?
Я пока еще ощущаю его рядом, но он всегда отстраняется, когда мы начинаем обсуждать Блейка или его семью.
— Я не знаю.
Я мгновенно понимаю, что он лжет.
— Ты поддерживаешь контакт с ними.
—
— И какой он?
— Он сильно изменился, после того как умер его сын.
В Интернете, по которому я бродила, даже не было никакого упоминания.
— Ох, сколько же ему было лет, когда это произошло?
— Одиннадцать месяцев.
— Что случилось?
— Смерть в колыбельки, — он внезапно садится. Я тянусь рукой, чтобы опустить его рядом, он позволяет мне это сделать.
— Я сожалею. Наверное, это было ужасно.
— Да, — вздыхает он поворачивает ко мне лицо.
— Вэнн?
— Да.
— Ты веришь в Бога?
— Я не знаю верю или нет. Он дал нам так много пороков, и ушел бессловесно.
— А как ты думаешь, Блэйк верит в Бога?
— Почему ты спрашиваешь? — его голос спокойный, но я чувствую, как его тело внезапно напрягается.
— Просто интересно.
— Лана что-то сказала тебе?
— Нет.
Он кладет голову на свои руки.
— Ты снова что-то разнюхиваешь, Джули Сугар?
Я стала красная, как рак.
— Я вроде бы читала заметки Ланы, — я не сказала ему, что это был ее дневник.
Его лицо становится угрожающим.
— Любопытство сгубило кошку.
— Я не кошка. Ладно, хорошо, — говорю я, вставая и бросая в него его одежду, и собирая свою, — мне надо идти практиковаться.
Видите ли, я учусь на шесте. Каждый день я запираю дверь в спальню и практикуюсь. И надо сказать, что у меня на удивление хорошо получается, так как я уже много лет подвешиваю себя на руках в дверном проеме у себя в комнате и делаю калланетику, и от этого у меня стали очень сильные руки и гибкость гимнастки.
26.
Мы сидим за столом и просто завтракаем в воскресенье утром, когда я поворачиваюсь к Вэнну и спрашиваю:
— Как насчет БДСМ? Ты собираешься меня чему-нибудь учить?
Он смотрит на меня поверх края своего стакана.
— Зачем? Тебе интересно стать сабмиссивом?
— Я не знаю, смогу ли. Что это такое?
— Это игра.
— Я люблю игры. Нужно попробовать и я скажу тебе, нравится ли мне это.
Он перестает улыбаться, его глаза меняются, темнеют. Совершенно сознательно он отставляет свой стакан с апельсиновым соком на середину стола, берет в руки пакет молока и, держа его прямо перед собой, медленно наклоняет, пока молоко не выливается на стол. Я смотрю на разрастающуюся лужу на столе. В какой-то момент он перестает лить, в пакете еще что-то осталось. Я поднимаю глаза на него. Его глаза, смотрят настороженно, не выражая никаких эмоций. Повисает тишина, и я разрушаю ее первой:
— Ну?
— Сотри это, — говорит он.
— Что?
— Мне
Мгновение я чувствую себя в замешательстве. Это именно та вещь, из-за которой на каждого одевают ошейник? Хочу ли я быть его маленькой рабыней? Ответ очевиден и приходит мгновенно. Не хочу. Наверняка не хочу. Но я разрешу ему поиграть немного и посмотрю, куда эта маленькая игра приведет. Я тянусь за бумажными полотенцами.
— Не полотенцем, — его голос резкий, словно удар хлыста.
Я медленно поворачиваюсь к нему, наши глаза сталкиваются в своих эмоциях, в его — явно читается нетерпение. Что он хочет от меня? Чтобы я вылизала стол своим языком? Сама мысль уже несексуальна и отталкивающая.
— Чем?
Он откидывается назад и скрещивает руки на груди.
— Своей киской.
И вдруг я мгновенно становлюсь вся мокрая. Сама идея шокирующая, но невероятно, невероятно эротичная. Я цепляюсь за клочок белого кружева и сдвигаю их вниз, переступаю.
— Дай их мне.
Я нагибаюсь, чтобы поднять их и подхожу к нему, смотря прямо в его глаза, кладу комочек кружев в протянутую руку. Он убирает их в карман брюк.
Сажусь на стол, слегка разведя ноги, чтобы он мог видеть, как я медленно скольжу промежностью по разлитому молоку, что-то мелькает в его глазах, пока я продолжаю чувственно вытирать всю жидкость. Молоко холодит мою кожу. И в какой-то момент я останавливаюсь и поднимаю на него глаза.
Он медленно кивает.
— Ты, — говорит он, с легким оттенком восхищения в голосе, — превосходная ученица. Ты никогда не делать больше, чем тебе говорят.
Я ничего не отвечаю, удерживая себя в таком положении.
— А теперь раздвинь ноги, — приказывает он.
Молча, я раздвигаю свои бедра, выпрямив ноги, удерживая их на весу, как делают танцоры. Моя киска похожа на устрицу, вся блестит и белая от молока, и смотрит бесстыдно, непристойно. Молоко капает с волосиков на поверхность стола.
— Шире.
Я раздвигаю еще дальше, я очень эластичная, поэтому могу развести их еще шире, большинство девушек на такое не способно. Полностью открытая перед ним, я жду. Интенсивность его взгляда заставляет мою плоть покалывать, и я чувствую себя такой похотливой и испытываю просто невероятную потребность быть заполненной и немедленно принять его в себя, я чувствую, как еще больше возбуждаюсь только от одного его взгляда, а он даже не прикоснулся ко мне.
— Открой свои губы и покажи мне розовые внутренности.
Кровь начинает пульсировать у меня в клиторе. Я развожу в стороны пальцами свои пухлые губы, обнажая блестящие внутренности, у которых, по-моему, только одно на уме, хотя ума у них нет, это у меня. Я замираю в ожидании.
Он постукивает пальцами по столу.
— Ты возбудилась?
Он знает, что я не смогла бы остаться спокойной.
— Да.
— БДСМ 101. Игра, где наказание следует без уважительной причины, затем блаженное вознаграждение за выполнение инструкций и ожидания, если ты хорошо себя вела. Знаешь, что за награда тебя ждет?