Соблазнить верную
Шрифт:
– Ладно, у нее не хватает профессионализма, – раздраженно буркнул Вадим в сторону Сергея, – ты-то можешь вытянуть сцену? Ее реакция от тебя «пляшет»! Смотри и учись.
Заметившая странную растерянность актрисы труппа завороженно смолкла, наблюдая картину, будто каждый из них уже вник в суть происходящего за пределами сцены.
Оценивающе взглянув на актрису, Вадим вдруг приблизился к ней и характерным взмахом руки, будто делал это ежечасно, щелкнул по верхней пуговице ее кофты, отчего та расстегнулась, показав на обозрение ничтожную
Задорно настроенному Ковалеву это понравилось, даже захотелось издевательски протянуть: «Ударь меня… нежно!» – но он сдержал этот порыв в себе. Взглянув ей в глаза, он понял, что ее ярость вполне искренняя и грозила перерасти в ненависть. Но жалеть о подобном хамстве не в стиле упрямого режиссера.
– Вам нужно немножечко расслабиться… Показать зрителю больше себя, – оправдываясь, загримасничал он.
Застегнув пуговицу, Аня сделала шаг назад, будто готовясь пятиться и дальше, когда Ковалев зачитал реплику главного героя. Нужно ответить ему… продолжить исполнение роли… иначе вся карьера рухнет. Иначе труппа что-то заподозрит. Нельзя… И она остановилась.
В его голосе звучал доминирующий драматизм, противостояние между рвением к героине и досадой за невозможность преодолеть моральные барьеры… Впервые Аня удостоилась чести увидеть своего кумира на сцене вживую.
Милене Марковой, которую играла Анна, нужно было ответить возлюбленному обвинением в ханжестве и в собственном распутстве, поскольку по сюжету именно его бездействие и попытки откреститься от чувств стало роковым для героини. И одновременно в ее фразе «Увы мне, ведь себя я ненавижу больше, чем тебя!» звучала страсть, призывающая незамедлительно подчиниться воле любви.
Анечку немного сбивало исполнение роли Вадимом, и ее внимание отвлекало магическое обаяние, которым на сцене он блистал. Его игра ей казалась виртуозной, необычной для простого смертного. Некоторые эмоции, не понимаемые ею ранее в собственной героине, открывались сами по себе перед глазами только благодаря актерскому мастерству босса. И происходило это именно тогда, когда её Милене нужно было отвечать на слова Владлена Бассарина, которого сейчас исполнял Вадим. В какой-то момент Анечке захотелось даже импровизировать.., но как раз восхищение и помешало ей раскрыть себя полностью…
Осознание своей бесхарактерности заставило ее отойти от чувственности в игре до немыслимой актерской слабости. Анна вроде бы ощутила настрой своей героини, а Вадим только отметил про себя, что актриса выбралась из той скорлупы, как вдруг при необходимости приблизиться к нему ее вполне очевидно бросило в жар, и она потерла дрожащие ладони, отчего прижатые локтями к телу листы сценария посыпались на пол. Ковалев с подозрением сощурился, но начинал понимать, что происходит, потому, подавив злорадную улыбку, продолжал зачитывать реплику…
– Простите, мне нужно выпить таблетки, – лихорадочно прошептала Аня, поправляя волосы, спавшие на лицо.
– Вам плохо? – спросил обеспокоенно Вадим.
Не отвечая, она схватила сумку и начала что-то перебирать, затем достала пластину и, нервно выдавливая из нее таблетки, ответила:
– Да, с утра. Наверное, простуда.
Оставшись в недоумении в той же позе, режиссер наблюдал, как Аня приняла от Ольги Сивковой стакан воды и жадно глотнула его, после чего освежила лицо.
Да, она сейчас играла. Но зачем? И что опять скрывалось за этой фальшью?
– Может, вас отпустить? – предложил он, но сам ощутил, что в его голосе звучала какая-то недоверчивая издевка.
– Да! – обрадованно выдохнула она. – Если можно… Я как раз хотела у вас отпроситься.
– Опять? Сегодня опять? – Ковалев пытался усмирить негодование, едва не вырвавшееся дымом из раздутых ноздрей. Этот образ и послужил популяризации в труппе его прозвища «дракоша».
– Да…
– Сегодня после обеда и завтра до обеда? Правильно я понимаю?
Не реагируя на уточняющий вопрос, Анечка отпила еще воды и едва заметно кивнула.
– Вы понимаете, что сейчас не до выходных?.. – начинал заводиться Вадим, когда его остановил возглас Сергея:
– Вадим Яковлевич, да отпустите ее. Значит, действительно надо. К тому же выходные! Нет смысла в спешке и сверхурочных…
– Попрошу писакам не указывать…
– Господин Ковалев, – с яростной просьбой в голосе произнес Сивков, – может, мы не будем выносить…
Не позволив актеру договорить, тот только выдохнул, раздражительно махнул рукой и выпустил из пальцев скомканный веер сценария, листы которого сначала взвинтились кверху, затем, тихо кружась в воздухе, опустились на пол. Грохот двери заставил Анечку содрогнуться и зажмурить глаза.
– Иди, что стоишь? – тихо шепнули девчонки. – Быстренько…
– Мне кажется, лучше остаться…
– Он психанул, но это значит «иди». Ты просто плохо его знаешь.
Подхватив сумку, она попрощалась и скрылась за дверью. Ее глаза ликовали. Только чему, никто не понимал.
– Вадим, ты не хочешь объясниться? – Сергей вызывающе смотрел на приятеля, пока тот расхаживал по гримерной, нервно сомкнув губы. – Да что ты взвинченный такой в последнее время?
– Ты на машине?
– Что?
– Ты на машине?
– Да.
– Сможешь подвезти?
– А коллектив?
– Пусть отрепетируют что-нибудь сами.
К удивлению Сергея, Вадима стало мало интересовать продолжение репетиции, и это заставило его поторопиться. К автомобилю они подбегали, когда прогреваемая машина Ани начинала трогаться с места.
– Быстро, быстро! – шепнул Вадим, прыгая на пассажирское сиденье.
Сивков с недоумением смотрел на шефа.
– За ней! Немедленно трогайся.
– Ты серьезно? – опешил тот.