Соблазнительная обманщица
Шрифт:
Его комнаты в клубе «Браунс» всегда казались ему достаточно просторными. Тут была большая спальня, где хватало места для всех его вещей. Как и в других лучших апартаментах, была и гостиная, которую он предпочитал называть кабинетом, поскольку наполнил ее книгами: здесь можно было сидеть и размышлять или смотреть в окно за утренним кофе и сытным завтраком.
Холостяку было вполне комфортно в этих двух комнатах, выходящих в сад.
Тогда почему у него такое чувство, что из-за тесноты и духоты ему стало нечем дышать? Казалось, стены наваливаются на них, давят их, придают
«Скучала ли ты обо мне также, как я о тебе?»
Это было невыносимо. Какая-то часть его сознания требовала, чтобы он срочно уезжал из Лондона, подальше от ее вида и аромата ее волос, от мыслей о ней.
Конечно, ничего не изменилось. Эйдан не может покинуть столицу из-за важных вопросов, которые вскоре должны будут обсуждаться в палате лордов. Бридлавы по-прежнему занимают его городской особняк, а он до сих пор не уверен в материнских чувствах Мэдлин. Кажется, Мелоди ей симпатична – но не более того.
Не предвидя в ближайшее время никаких возможностей что-то предпринять, он вынужден был ощущать ее присутствие, словно постоянный зуд. Когда она проходила мимо него, его взгляд невольно погружался в вырез ее лифа. Когда она останавливалась у окна, глядя на по-зимнему блеклый сад, он ловил себя на том, что любуется светом, играющим в ее волосах. Ему с трудом удавалось удержаться и не броситься к ней, не вернуться добровольно к прежней слепоте, прежней доверчивости.
«Неужели так уж плохо попасть в ад именно по этой дорожке?»
Мэдлин чувствовала себя полураздетой и уязвимой, зная, что когда она двигается, ее неизменно преследует его взгляд. Обычно она терпеть не могла, когда за ней наблюдают, но такое внимание со стороны Эйдана льстило ей. Он не улещивал ее, не пытался что-то у нее урвать хитростью. Похоже было, что он так же беспомощен в сложившейся ситуации, как и она сама.
Однако факт оставался фактом: они не могут жить в этих двух комнатах, изображая двух друзей. Она закрыла глаза, чтобы не видеть унылой картины за окном, и мысленно снова увидела кусочек прошлого: ее руки зарываются в его густые темные волосы, его голова склоняется к ее ногам…
Невыносимо! Этих эротических, волнующих воображение воспоминаний скопилось слишком много!
Что еще хуже, малышка Мелоди начала ощущать возникшую между ними напряженность. Она то бранила свою куклу из галстука, то начинала обиженно плакать из-за того, что сползла с кушетки и ударилась попкой.
Мэдлин вздохнула и, быстро подойдя к малышке, подхватила ее на руки.
– Все хорошо, милая. Ты просто немного ушибалась бывает.
Мелоди уткнулась своим мокрым, чуть сопливым личиком Мэдлин в шею и заплакала еще громче. Та посмотрела на Эйдана: на его лице отразились тревога и смятение.
– Она что-то повредила? Надо везти ее к врачу?
Мэдлин с трудом удержалась, чтобы возмущенно не закатить глаза.
– Все гораздо сложнее. – Продолжая стоять на месте, она начала качать девочку, инстинктивно делая нужные – хотя прежде совершенно незнакомые – движения. – По-моему, неестественно держать ее тут взаперти. Наверное, ей надо как-то развлечься.
Он чуть ободрился:
– Я мог бы ей почитать. – Однако на его лице тут же снова отразилось уныние. – Только, наверное, ей не захочется слушать Гомера или Платона.
Мэдлин улыбнулась:
– Вряд ли. Но тебе… нам… стоило бы составить хоть какую-то детскую библиотек.
«Нам». Это слово кануло в тишину – и оба отвели глаза.
«Мне не следовало бы делать вид, будто я останусь с ним навсегда. Ни к чему позволять ему думать, будто мы станем семьей. Лучше открыть правду». И что будет потом? Она станет ночевать на улице три дня в ожидании следующего судна – и постоянно дрожать от мысли, не появится ли Критчли.
Что до Эйдана, то его мысли текли по схожему пути, хоть и в противоположном направлении. «Надо решиться и поведать ей о планах относительно свадьбы. А пока отправить их обеих в Бланкеншип-Холл». И тем не менее он не мог этого сделать, из страха снова увидеть на ее лице те же чувства, что и в прошлый раз: настороженность и отвращение. Пусть все остается, как есть – хотя бы еще какое-то время. Прежде чем он снова окажется в ее руках, ему нужно разобраться, ангел она или ведьма. Ему необходимо заглянуть в самую глубину ее души.
Теперь он с ней связан обстоятельствами, вынужден оставить ее рядом. И дело не в ее жестокосердии, а в том, что он может снова оказаться нежеланным, станет совершенно открытым и беззащитным и будет отвергнут. В глубине души он понимал, что она не жестокосердна. И не потаскуха. Она просто женщина, которая его не любит – настолько, что даже не пожелала оставить рядом с собой его ребенка. Ох!
Просто дело в том, что, делая ставку, он рискует. Проиграть очень много.
– Может, нам что-нибудь придумать? Какую-нибудь игру?
Он вздрогнул:
– Пожалуйста, прекрати это!
Мэдлин недоуменно воззрилась на него поверх макушки девочки:
– О чем ты?
Он помотал головой:
– Не важно. Надо поиграть, говоришь? – Он с сомнением посмотрел на Мелоди. – Сомневаюсь, что она уже сумеет различать карты.
Мэдлин широка улыбнулась ему – открыто и с искренним весельем.
– Вернитесь в свое прошлое, милорд! Во что вы играли, когда были совсем маленьким?
Боже, до чего она хороша! Разве столь прелестное существо может быть коварным?
– Э-э…
Он ни во что не играл, когда был маленьким. Его беспрестанно нянчили или учили. Только один раз ему, удалось сбежать от удушающего надзора. Он добрался до ручья, который тек в дальнем конце парка, упал в него и вымок, поймал лягушку, а потом целый день прятался от слуг, которые его искали. Это был, пожалуй, лучший день его детства.
Но рядом давно уже нет ни ручья, ни лягушек.
– В прятки?
Она просияла.
– Конечно же! Ты прав! – Она вызывающе ему ухмыльнулась. – Я очень хорошо играю в прятки! Вам за мной не угнаться.