Собор без крестов
Шрифт:
— Где ты ее заработал? — удивленно спросил Виктор.
— Не заработал, а заслужил в Афгане, — посуровев, поправил его Николай.
До данного разговора Виктор считал себя более опытным в жизни, что давало ему право на чувство некоторого превосходства перед Николаем. Теперь Николай невольно вырос в его глазах.
Из состоявшегося разговора Виктор сделал для себя и другой вывод: «Николай — комсомолец, патриот, и его надо остерегаться не меньше, чем «мусора», так как может заложить и считать, что выполнил свой гражданский долг».
С такими людьми ему часто приходится встречаться и беседовать, они непробиваемы в суждениях, и с ними лучше не связываться.
«Николай мой нож не возьмет, — возвращаясь мысленно к пропавшему ножу, с некоторым сожалением подумал он. — Что мне делать? Может, бросить все и уехать куда-нибудь, где Борода меня не найдет? — с надеждой уже в который раз прокручивал он этот вариант. — Но здесь останется семья сестры с двумя племянниками, на которых Борода может сдуру выместить свою злобу. Может быть, их ментам заложить? — подумал он, но сразу отказался от такого решения своей задачи: — Тогда и я сам хорошо засяду вместе с ними.
Уж лучше ответить за новое преступление вместе со всеми, чем садиться за глухое старое. У меня сейчас жизнь, как у картошки: «Если зимой не съедят, то весной посадят».
Не найдя выхода из создавшегося положения, он уже который раз с сожалением подумал: «Чего я начал перед ним выбрыкиваться? Может, пойти на примирение? Меня он примет с распростертыми объятиями, — не без гордости за себя подумал он, но предстоящее унижение для его щепетильной натуры было тоже неприемлемо. Если он изменит свое решение, то сколько злорадства потом придется увидеть и в глазах, и в словах подельников!.. — У меня есть теперь одна радость, когда я провожу время с Ириной. Сегодня выходной, и она обещала вечером прийти ко мне на свидание в общежитие».
— Николай! Ты когда вернешься сегодня?
— Только с солнышком!
Другого ответа от Николая он и не ждал, так как в выходные дни тот гулял до утра.
Неожиданно раздался стук в дверь комнаты. Открыв ее, он увидел участкового инспектора милиции младшего лейтенанта Герасимова с двумя парнями, у которых на руках были красные повязки.
Увидев Герасимова, Виктор, не проявив доброжелательности, в душе остался доволен своевременным приходом участкового, который вел за ним административный надзор, и жестом пригласил всех в комнату.
— Уже начинаешь меня кодлой проверять? — пробурчал он недовольно.
— Ты не груби нам, такова наша служба, то искать, то проверять, а то и задерживать, — ответил Герасимов, изучающе поглядывая на Виктора, как бы прикидывая, придется или нет его в будущем задерживать.
— При таком внимании к моей персоне никогда и не женишься. Туда ходить нельзя, чтобы там я тебя не видел, чтобы вечером из дома никуда не уходил. Жизнь хуже, чем у собаки, — подыгрывая перед дружинниками участковому, говорил Виктор, понимая свою зависимость от него, так как пункты ограничения надзора он постоянно нарушал и, к счастью, это пока проходило без осложнений.
Герасимов, зная по документам «послужной» список судимостей Гончарова и будучи еще не очень опытным работником, разговаривал с ним только на официальном языке, не давая повода для осложнений, понимая, что такие люди, как его поднадзорный, могут спровоцировать конфликт, а потом его же обвинят в этом.
Участковый знал, что у Гончарова имеется кличка «Сарафан», и назови он так его при дружинниках, неизвестно, как потом продолжится разговор.
— В женитьбе тебе никто не препятствует, — продолжил беседу Герасимов.
— Как не препятствуете, если своими проверками всех невест от меня шуганули, — продолжал бурчать Гончаров.
— От такого, как ты, шуганешь невест! — не удержался участковый. — Сама твоя кличка говорит о твоих способностях по женскому полу.
— Начальник, не будем распространяться, — пресек Виктор возможное продолжение разговора на эту тему.
Дружинники, по-видимому, предупрежденные Герасимовым, как себя вести, в разговоре не принимали участия.
Герасимов, сделав в своем журнале отметку о проверке поднадзорного, попрощался и удалился вместе с сопровождающими лицами.
Оставшись один, Виктор, в бессильной злобе пометавшись по комнате, сел на кровать, обхватил голову руками, яростно подумал: «Обложили, как зверя, и повернуться не дают. Я так жить не могу и не хочу! Как собака, должен черт знает сколько времени быть на поводке у ментов, иначе посадят за нарушение ограничений. Где выход из создавшегося положения? С кем посоветоваться? Сестра мне в этом не помощник. Опять чертов Борода. Тот все знает, когда какому Богу молиться, но к нему я не ходок».
Он мог и дальше развивать свои мысли в неприятном для него направлении, но, посмотрев на часы, сразу вспомнил о предстоящем свидании, о дефиците времени, а поэтому быстро собрался и вышел на улицу.
Несколько часов, проведенных с Ириной в комнате у Виктора, пролетело как одно мгновение.
На все его уговоры остаться до утра она категорически отказалась, в оправдание приведя такую кучу доводов, не принять во внимание которые он не имел права. Пришлось оставить уединение и идти провожать Ирину домой.
Они шли по проезжей части дороги, которая была свободна от машин, так как город отдыхал после рабочего дня.
Испытывая друг к другу влечение, занятые беседой, они не обратили внимания на догоняющий их мотоцикл.
Оглянувшись, Виктор увидел, что мотоциклист движется от них в стороне, прямо и с небольшой скоростью, значит, не пьяный, а поэтому дальнейшему его приближению не придал значения.
Когда мотоциклист проезжал мимо них, Виктор услышал испуганный крик Ирины, которая, схватившись руками за живот, простонала:
— Он меня чем-то ударил.
Посмотрев вслед удаляющемуся мотоциклисту, Виктор понял, что его не догонит, на мотоцикле номерной знак отсутствовал.
Виктор ранее сам много раз совершал подлые поступки в отношении других, но перед случившейся подлостью он оказался безоружным и не знал, какие меры надо сейчас предпринять.