Собрание баллад
Шрифт:
На берег вал плеснул! В нем вся душа тоски полна.
Как будто друг шепнул! Она поет, она манит -
Знать, час его настал! К нему она. он к ней бежит…
И след навек пропал.
РЫЦАРЬ ТОГЕНБУРГ
"Сладко мне твоей сестрою,
Милый рыцарь, быть; Но любовию иною
Нe могу любить: При разлуке, при свиданье
Сердце в
Непонятно мне".
Он глядит с немой печалью -
Участь решена: Руку сжал ей; крепкой сталью
Грудь обложена; Звонкий рог созвал дружину;
Все уж на конях; И помчались в Палестину,
Крест на раменах.
Уж в толпе врагов сверкают
Грозно шлемы их; Уж отвагой изумляют
Чуждых и своих. Тогенбург лишь выйдет к бою:
Сарацин бежит… Но душа в нем все тоскою
Прежнею болит.
Год прошел без утоленья…
Нет уж сил страдать; Не найти ему забвенья -
И покинул рать. Зрит корабль - шумят ветрилы,
Бьет в корму волна - Сел и поплыл в край тот милый,
Где цветет она.
Но стучится к ней напрасно
В двери пилигрим; Ах, они с молвой ужасной
Отперлись пред ним: "Узы вечного обета
Приняла она;
И, погибшая для света,
Богу отдана".
Пышны праотцев палаты
Бросить он спешит; Навсегда покинул латы;
Конь навек забыт; Власяной покрыт одеждой,
Инок в цвете лет, Не украшенный надеждой
Он оставил свет.
И в убогой келье скрылся
Близ долины той, Где меж темных лип светился
Монастырь святой: Там - сияло ль утро ясно,
Вечер ли темнел - В ожиданье, с мукой страстной,
Он один сидел.
И душе его унылой
Счастье там одно: Дожидаться, чтоб у милой
Стукнуло окно, Чтоб прекрасная явилась,
Чтоб от вышины В тихий дол лицом склонилась,
Ангел тишины.
И дождавшися, на ложе
Простирался он: И надежда: завтра то же!
Услаждала сон. Время годы уводило…
Для него ж одно: Ждать, как ждал он, чтоб у милой
Стукнуло окно;
Чтоб прекрасная явилась;
Чтоб от вышины В тихий дол лицом склонилась,
Ангел тишины. Раз - туманно утро было -
Мертв он там сидел, Бледен ликом, и уныло
На окно глядел.
ЛЕСНОЙ ЦАРЬ
Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?
Ездок запоздалый, с ним сын молодой.
К отцу, весь издрогнув, малютка приник;
Обняв, его держит и греет старик.
"Дитя, что ко мне ты так робко прильнул?"
"Родимый, лесной царь в глаза мне
Он в темной короне, с густой бородой".
"О нет, то белеет туман над водой".
"Дитя, оглянися; младенец, ко мне;
Веселого много в моей стороне:
Цветы бирюзовы, жемчужны струи;
Из золота слиты чертоги мои".
"Родимый, лесной царь со мной говорит:
Он золото, перлы и радость сулит".
"О нет, мой младенец, ослышался ты:
То ветер, проснувшись, колыхнул листы".
"Ко мне, мой младенец; в дуброве моей
Узнаешь прекрасных моих дочерей:
При месяце будут играть и летать,
Играя, летая, тебя усыплять".
"Родимый, лесной царь созвал дочерей:
Мне, вижу. кизают из темных ветвей".
"О нет, все спокойно в ночной глубине:
То ветлы седые стоят в стороне".
"Дитя, я пленился твоей красотой:
Неволей иль волей, а будешь ты мой".
"Родимый, лесной царь нас хочет догнать;
Уж вот он: мне душно, мне тяжко дышать".
Ездок оробелый не скачет, летит;
Младенец тоскует, младенец кричит;
Ездок погоняет, ездок доскакал…
В руках его мертвый младенец лежал.
ГРАФ ГАПСБУРГСКИЙ
Торжественным Ахен весельем шумел;
В старинных чертогах, на пире
Рудольф, император избранный, сидел
В сиянье венца и в порфире.
Там кушанья рейнский фальцграф разносил;
Богемец напитки в бокалы цедил;
И семь избирателей, чином
Устроенный древле свершая обряд,
Блистали, как звезды пред солнцем блестят,
Пред новым своим властелином.
Кругом возвышался богатый балкон,
Ликующим полный народом;
И клики, со всех прилетая сторон,
Под древним сливалися сводом.
Был кончен раздор: перестала война;
Бесцарственны, грозны прошли времена;
Судья над землею был снова;
И воля губить у меча отнята;
Не брошены слабый, вдова, сирота
Могущим во власть без покрова.
И кесарь, наполнив бокал золотой,
С приветливым взором вещает:
"Прекрасен мой пир; все пирует со мной;
Все царский мой дух восхищает…
Но где ж утешитель, пленитель сердец?
Придет ли мне душу растрогать певец
Игрой и благим поученьем?
Я песней был другом, как рыцарь простой.
Став кесарем, брошу ль обычай святой
Пиры услаждать песпопеньем?"
И вдруг из среды величавых гостей
Выходит, одетый таларом,