Собрание пьес. Книга 1
Шрифт:
Красновский (словно не слыша). И что единственное хорошее, настоящее искусство — честный реализм. Только этим реализмом и сильны русская литература и русское искусство. Только этим честным реализмом они и прославились на весь мир.
Мария. Всегда люди, подобные вам, говорили, что хорош только вчерашний день. Мы вчерашнего дня не забываем, но хотим и завтрашнего!
Красновский. Не верю я в ваш завтрашний день. Не
Мария. Не говорите так о нем. Вам не понять его беззаветного служения искусству. Я преклоняюсь пред этим человеком, след его ног готова целовать. Вся жизнь его — один идейный подвиг. А вы — недобрый. Я вас не люблю.
Красновский. Полюбите.
Мария. Нет, никогда не полюблю. Мы с вами совсем по-разному смотрим на вещи.
Красновский. Разве это так важно? Вы сами скоро увидите, что ошибались.
Мария. Нет, я вас никогда не полюблю.
Красновский. Вы говорите, как маленькая девочка. Что вы понимаете во всем этом? Вы еще никого не любили?
Мария (улыбаясь). Любила — маму, папу, няню.
Красновский. Вы еще не знаете, Марья Павловна, что такое любовь. Любовь заразительна, как оспа.
Мария. О, избавьте меня от опасности заразиться ею от вас!
Красновский. Только поверьте, что я вас люблю, как никто вас полюбить не может, и вы непременно полюбите меня.
Мария. Вы очень самоуверенны, Алексей Николаевич. Почему вы думаете, что никто не может полюбить меня так, как вы?
Красновский. Потому, что я люблю вас за вас самих, а другой полюбит вас за ваши приятные слова о каких-то исканиях и настроениях, за вашу счастливую сценическую наружность, за ваши очаровательные плечи и жемчужную грудь, за ваши стройные ноги, наконец, может быть, за ваше бесстыдство, за все то, за что я готов был бы порою убить вас.
Мария. О, как грозно!
Красновский. Как они смеют смотреть на вас? Как они смеют подходить к вам?
Мария. Кто же дал вам право говорить так со мною? О, какой вы недобрый! Я вас начинаю бояться.
Красновский. Простите. Да, я увлекся. Мне лучше уйти. Прощайте, Марья Павловна. (Жмет ей руку и печально идет к выходу. На пороге останавливается и патетически говорит.) Вспомнишь меня, придешь ко мне.
Мария. Никогда.
Красновский уходит.
Лидия (Курганову). Ты, милый художник, меня никогда не полюбишь?
Курганов.
Лидия. Ты любишь Марию. Мне иногда становится грустно, когда я позирую тебе и вдруг замечаю, что ты не смотришь на меня и думаешь о ней. Ты любишь Марию.
Курганов. Люблю Марию. Я люблю Марию навсегда. Она — моя роковая.
Лидия. А она тебя любит, как ты думаешь? Любит? Жить без тебя не может?
Курганов. Она меня томит и мучит. Любит, быть может, не любит.
Лидия. Полюби меня. Полюби, мой милый.
Курганов. Когда я думаю о Марии, я не могу тебя любить.
Лидия. Ты всегда о ней думаешь. Никогда не думаешь обо мне.
Курганов. Когда я гляжу на тебя, я забываю о ней. Когда же я вижу твои мелькающие в легком танце ноги, я забываю обо всем в мире, забываю даже о себе.
Лидия. Отчего же, когда я тебе позирую, ты иногда вспоминаешь о ней?
Курганов. Но ведь она же — моя госпожа, возлюбленная. Когда я пишу, я озабочен не тем, что передаю полотну, а тем, как это сделать, и тогда чары твоих глаз, милая заклинательница, теряют надо мною власть.
Лидия. Ты любишь меня немножко, иногда. Но мне и этого довольно. Я, может быть, и так любить не могу. Никого не люблю и только хочу, чтобы меня полюбили хоть немножко, чтобы хоть как-нибудь приласкал меня мой милый.
Курганов. Бедная Лидия! А я, — мне кажется иногда, что в моей груди две души, что одной любви мне мало.
Лидия. Вот Мария подходит к тебе. Я люблю ее за то, что ты ее любишь, и боюсь ее. Я пойду к другим. Я не смею спорить с Мариею.
Курганов. Скажи, Мария, отчего Красновский ушел так рано и был так взволнован?
Мария (мечтательно). Он сказал, что любит меня.
Курганов. А ты?
Молодежь собирается танцевать. Шум, двигают стулья. Зоя садится за пианино. Слышны возгласы:
— У меня нет дамы.
— Танцуй с Зинкою.
— Зинка, иди к нам.
— Художник, осторожнее! Руку свернул!
— Приходите завтра на вернисаж.
— Увидимся, милый?
— Господа, не напирайте!
— Пощадите предметы искусства!
Мария. Он сказал, что любит меня так, как никто полюбить меня не может.
Курганов. Как сорок тысяч братьев любить не могут? О, как ненавистны мне эти люди, всегда говорящие чужими, готовыми словами! Самые пламенные и чистые слова они превращают в истертые двугривенные!