Собрание произведений в одном томе
Шрифт:
26 ноября 1970 года, находясь в Ташкенте на центральной улице на костыле, встретил одного из встречавших, обрадовался и дал сигнал остановиться. Но на мои сигналы он не реагировал, а возражал и вступил в спор, после чего мы разошлись, причем я побежал. И поступил в Государственный ордена Трудового Красного Знамени медицинский институт в травматологическое отделение, откуда с большим успехом был выпущен 12 февраля 1971 года без ребра.
Продолжая находиться в Ташкенте в стесненных материальных условиях, вылетел по приглашению друга на Камчатку, где остро требовались крабы, и поступил на траулер
Работая с 18 июня 1971 года матросом-тросовиком, продержался на плаву двенадцать дней, после чего, выронив за борт ценный прибор для определения местоположения траулера, который нес протереть, был списан на берег, куда мы не могли попасть ввиду отсутствия упомянутого прибора. После чего вступил в спор с последующими возражениями и с травмой гаком по голове отбыл в город Кишинев, где в то время остро нужны были танцоры национальных танцев «Жок».
Выяснив, что заработок танцора национального ансамбля выше заработка проводника международного вагона на пятнадцать-двадцать процентов, а поездки те же, я начал регулярно поступать в ансамбль с 1973 года, предварительно проведя несколько тренировок во дворе. Руководство ансамбля мне посоветовало прекратить мои регулярные поступления ввиду отсутствия образования и незнания молдавских национальных передвижений.
Мой отказ уйти со сцены был воспринят некоторыми танцорами неправильно, и они возражали, после чего мы разошлись, причем я побежал, невзирая на боль, в Баку, куда я прибыл 12 января 1975 года. В Баку остро нужны были нефтяники ввиду высоких заработков, на пятнадцать-двадцать процентов выше заработка танцора седьмого разряда. И я устроился на камнях нефтяником Каспия.
К сожалению, работы оказалось несколько больше, чем я предполагал, и, обладая большой памятью, я устроился официантом на камнях с радостью в Баку.
На второй день работы, в выходной, облив праздничного пациента борщом-харчо, получил требование смыть. На что возражал. Он возразил мне, и мы разошлись, причем я побежал и временно потерял трудоспособность, которую восстановил 26 марта 1976 года в шестнадцать часов дня.
Заканчивая яркую трудную биографию, прошу двести восемь рублей подъемных средств для подъема и праздничного перелета Баку – Москва к Первому мая 1977 года.
Обратный адрес для организаций и частных лиц: Алма-Ата, Главпочтамт, до востребования, откуда перешлют мне в Ереван, где меня не искать, передадут».
Посидим
Пойдите перед вечером в городской сад. Там возле веранды есть скамейка. На скамейке вы увидите человека в черном пальто. Это я. Я там сижу до восьми. Потом меня можно видеть на углу возле кафе и идущим к бульвару.
Хорошо со мной говорить между шестью и семью вечера. Лучше всего – о видах на урожай, о литературе, о знакомых. О женщинах со мной можно говорить всегда. Причем если этот человек, то есть я, будет оглядываться на проходящих красавиц, не обижайтесь и не перебивайте. Это лишнее подтверждение моего интереса к этой проблеме.
А вот о ремонте со мной лучше говорить с утра, после завтрака, когда я в благодушии и слегка исказившиеся
Лучше всего со мной толковать о вкусной и здоровой пище, о поведении в быту, о пребывании на солнце. Хорошо откликаюсь на разговор о моральных устоях, о супружеской верности, о длительности верности и недлительности неверности.
Не касайтесь быта, обслуживания: это меня раздражает, я начинаю болеть. Не касайтесь общественного питания в некоторых аспектах: я возбуждаюсь, нервничаю, сбивчиво говорю, со мной становится неприятно.
Если вы заденете, даже случайно, тему телефонизации, канализации, урбанизации, в некоторых аспектах, я на вас произведу очень скверное впечатление. Вы с содроганием увидите злого, брызжущего слюной человека, который долго не может успокоиться, держится за сердце, бегает вдоль забора, и, конечно, никакие ссылки на объективные причины не могут изменить крайне неприятного личного впечатления.
Сразу меняйте разговор. Переводите его на цветы, лето, женщин.
Я снова начну оглядываться, что подтвердит мое успокоение, я извинюсь и долго буду смотреть вслед.
Смотрите тоже – это объединяет.
Если вы пригласите меня на свадьбу или день рождения, вы немедленно получите удовольствие, видя польщенного человека. И вот тут об авариях и эпидемиях говорить не нужно, не повторяйте общих ошибок, ибо я могу прервать разговор, отойти и залечь дома, и уж о свадьбе не может быть и речи.
К скамейке, где я сижу, хорошо подходить с транзисторным приемником под веселую музыку и сводку погоды. Выберите солнечный день и подходите.
Какая чудесная погода стоит на всем побережье Кавказа! Волн нет, и ветер отсутствует, землетрясения утихли, смерч раскрутился в обратную сторону и пропал, Красная Шапочка спасена, наш самолет перекрыл все рекорды и тихо-тихо опустился. Я перестал морщить лоб, веки мои опустились. «Счастье мое я нашел в нашей дружбе с тобой…» Говорите, говорите и пойте мне одновременно, и вы будете наслаждаться видом доброго и разглаженного человека… «Утомленное солнце нежно с морем прощалось… Тай-ра-ритма-ра-тайрам… что нет любви…»
Перед вечером в городском саду вы увидите человека в черном пальто. Это я. Подумайте, о чем со мной говорить, если вы хотите, чтобы я произвел на вас хорошее впечатление…
Как шутят в Одессе
Группа людей со скорбными лицами и музыкальными инструментами. Впереди бригадир – дирижер. Звонок. Выходит жилец.
Бригадир (вежливо приподнимает шляпу). Ай-я-яй, мне уже говорили. Такое горе!
Жилец. Какое горе?
Бригадир. У вас похороны?
Жилец. Похороны?
Бригадир. Ришельевская, шесть, квартира семь?
Жилец. Да.
Бригадир. Ну?
Жилец. Что?
Бригадир. Будем хоронить?
Жилец. Кого?
Бригадир. Что значит «кого»? Кто должен лучше знать, я или ты? Ну не валяй дурака, выноси.
Жилец. Кого?
Бригадир. У меня люди. Оркестр. Пятнадцать человек живых людей. Они могут убить, зарезать любого, кто не вынесет сейчас же. Маня, прошу.