Собрание речей
Шрифт:
Труднее всего, судьи, добраться до таких противников. Дело в том, что сделки с банкирами заключаются без свидетелей; поэтому и те, с кем поступают они несправедливо, неизбежно подвергаются опасности: У них и много друзей, и денег в их руках много, да и их ремесло вселяет к ним доверие. Однако и при таких обстоятельствах я надеюсь для всех сделать ясным, что Пасион лишает меня денег.
Сначала я изложу, насколько могу, вам все дело. Отец мой, судьи, — Сопей; все плавающие в Понт знают, что он настолько близко стоит к Сатиру (правителю Боспора Киммерийского), что управляет у него обширной областью и имеет попечение о всей его вооруженной силе. Зная (про Афины) и про прочую Элладу, я пожелал совершить туда путешествие. И вот отец мой, нагрузив два корабля хлебом и дав денег, отправил меня одновременно и с торговой целью и с целью людей посмотреть. Пифодор, сын Финика, свел меня с Пасионом, и я пользовался его банком.
Несколько времени спустя был сделан Сатиру донос, будто отец мой замышляет против его власти и что я вожу компанию с изгнанниками. Сатир дает приказ схватить отца, тем же из Понта, которые
Будучи в столь бедственном положении, судьи, я рассказываю Пасиону о моих злоключениях: я был так близок к нему, что не только в денежных делах, но и во всем остальном вполне доверял ему. По обоюдному совету мы решили, что самое лучшее — наличные деньги передать, а от денег, лежавших у Пасиона, не только отречься, но заявить, что я состою должником его и других лиц, вообще поступить так, чтобы всего более можно было убедиться в том, что нет у меня денег.
Я, судьи, тогда считал, что Пасион все это мне советует из расположения ко мне; но после того, как я закончил дело с прибывшими от Сатира, я понял, что он покушается на мое достояние. Дело в том, что, когда я хотел взять обратно принадлежащие мне деньги и отправиться в Византий, Пасион решил, что настал самый благоприятный для него случай: ведь, моих денег, лежащих у него, было много, и из-за них стоило забыть стыд, а я к тому же, в присутствии многих свидетелей, отрицал, что имею что-либо, и в глазах у всех считался должником Пасиона и признавал себя должным еще и другим. К тому же, судьи, он считал, что, если я попробую остаться в Афинах, государство меня выдаст Сатиру; если же отправят куда-нибудь в другое место, то ему нечего будет заботиться о моих показаниях, а если я поплыву в Понт, то там погибну вместе с моим отцом. Так-то рассуждая, он и замыслил лишить меня моих денег. И вот под предлогом, что в настоящее время он не имеет денег, он заявил, что не может отдать и моих; когда же я, желая ясно разузнать, в чем дело, послал к нему Филомела и Менексена (с поручением вытребовать деньги), Пасион стал им говорить, что у него нет ничего мне принадлежащего. И вот, когда на меня отовсюду обрушилось столько бед, как полагаете вы, какое принять мне надлежало решение? Если молчать, Пасион лишит меня денег; если станешь говорить, это не принесет тоже большой пользы, а вместе с тем поставит в очень тяжелое положение и меня и моего отца пред Сатиром. Итак, я счел наиболее надежным держаться спокойно.
После этого, судьи приносят мне с Понта весть, что отец мой освобожден, и Сатир настолько раскаивается во всем, им содеянном, что оказывает ему величайшее доверие, дал ему власть еще большую, чем он имел раньше, причем сестру мою он взял в жены для своего сына. Пасион, услышав об этом, понял, что я теперь уже открыто стану действовать, чтобы защитить свое достояние. Поэтому он упрятывает Китта, раба, который был осведомлен о моих деньгах. Так как я стал требовать показать мне Китта, то Пасион, понимая, что Китт может яснейшим образом подтвердить то, в чем я обвинял Пасиона, говорит, — это самое ужасное, — будто я и Менексен подкупом склонили на свою сторону Китта, бывшего сидельцем в меняльной лавке, и взяли у него шесть талантов серебра. А для того, чтобы не было допроса под пыткою относительно этих шести талантов, мы, по словам Пасиона, спрятав раба, выступили с встречным иском к нему, Пасиону, и стали требовать того, кого мы сами укрыли. Говоря это с гневом и со слезами, повлек он меня к (архонту) — полемарху, требуя от меня поручителей и отпустил меня лишь после того, как я выставил поручителей на шесть талантов. Призовите свидетелей. (Свидетельские показания.)
8. Вы выслушали свидетелей. И вот я одно уже потерял, а относительно другого подвергался позорнейшим обвинениям. Тогда я для поисков Китта отправился в Пелопоннес, Менексен же тем временем нашел раба, здесь, в Афинах, и, захватив его, стал требовать подвергнуть его под пыткой допросу и о деньгах, данных на хранение, и о том, в чем обвинял нас Пасион. Последний же дошел до такой дерзости, что пытался освободить Китта от пытки как свободорожденного, и не постыдился, не побоялся заявить, что он отпускает на свободу и возбраняет подвергнуть пытке того, кого мы обратили в рабство, после того как чрез его посредство имеем столько денег. Самое нее замечательное то, что, когда Менексен требовал у полемарха поручительства за раба, Пасион взял его на поруки за семь талантов. Пусть предстанут свидетели (Свидетельские показания.)
После этого Пасион счел, что он промахнулся в том, что случилось. Намереваясь исправить это в дальнейшем, он явился к нам с изъявлением готовности выдать для пытки раба. Мы избрали 10 допросчиков. Пасион явился в святилище Гефеста. Я требую, чтобы они бичевали выданного и вытягивали ему члены до тех пор, пока он; по их мнению, не скажет правду, Пасион же стал говорить допросчикам, что они были выбраны не в палачи, и настаивал на том, чтобы они словесным допросом осведомлялись у раба о том, что им угодно узнать. На наши возражения допросчики заявили, что они не станут пытать, хотя им и было известно, что Пасион выдал мне раба. Так Пасион ловко избежал допроса раба под пыткой, а что касается выдачи, он отказался довериться допросчикам, но изъявлял готовность заплатить пеню, в случае если они сочтут его виновным. Пусть будут вызваны свидетели этого. (Свидетельские показания.)
Затем все на собраниях стали обвинять Пасиона в несправедливых и возмутительных поступках, именно, что он сперва укрыл раба, который, как говорил и я, был причастен к денежным делам, а затем сам стал обвинять нас в укрывательстве; что потом, когда раб был схвачен, он воспрепятствовал его пытать,
Так, судьи, сложились наши дела. Менексен, между тем, в гневе на обвинение, брошенное ему Пасионом, начал с ним тяжбу и стал настаивать на выдаче Китта, требуя для Пасиона, если он будет обвинен в клевете, того же самого наказания, которое постигло бы его, если бы было признано, что он совершил что-либо такое, в чем обвинял нас Пасион. Последний стал просить меня, чтобы я отклонил Менексена от предъявления ему обвинения, говорил, что ему ничего не остается, как возвратить деньги согласно письменному условию, отправившись в Понт, что здесь над ним будут смеяться, так как раб, подвергшись пытке, разгласит правду обо всем. Я согласился ходатайствовать перед Менексеном об удовлетворении желания Пасиона, если он в отношении меня исполнит взятые обязательства. В то время Пасион был в бедственном положении, не имел ничего, чем он мог бы помочь себе в своих собственных бедах: не только страшила его пытка раба и вышеуказанная тяжба, но также и письменное условие, как бы оно не попало в руки Менексена.
В столь затруднительном положении, не находя никакого способа уплатить долг, Пасион подкупил рабов гостя (т. е. ферейца Пирона) и подделал условие, которое должен был получить Сатир в случае, если Пасион не удовлетворит меня. И после того, как он сделал это, он стал наглейшим из всех людей. Он заявил, что и в Понт он со мной плыть не намерен и договора со мной у него никакого нет, и потребовал, чтобы письменное условие было распечатано в присутствии свидетелей. К чему я буду вам, судьи, сообщать подробности? Ведь, в письменном условии, оказалось, будто бы стояло, что к Пасиону я не предъявляю никаких обвинений.
Все происшедшее я изложил вам возможно точнее. Я полагаю, что Пасион построит свою защиту на этом подделанном им документе и больше всего будет на него опираться. Будьте внимательны к моим словам, и я думаю, что сделаю для вас очевидной подлость Пасиона, основываясь на обстоятельствах заключения нами письменного условия.
Прежде всего, обратите внимание на следующее. Когда мы передавали гостю наш договор, по которому Пасион объявляет себя свободным от обвинений, я же заявляю, что должен получить от него деньги золотом, мы наказывали гостю сжечь письменное условие, если мы покончим между собой миром, если же нет, то отдать его Сатиру; что это было сказано, мы оба признаем. Однако, судьи, по какой причине мы поручили отдать письменное условие Сатиру? Разве мы не кончили миром, раз Пасион был уже свободен от обвинений и дело у нас было покончено? Но ясно, что мы заключили такой договор потому, что у нас оставались еще спорные вопросы, которые Пасион должен был уладить со мной согласно письменному условию. Далее, судьи, я имею изложить причины, по которым Пасион согласился возвратить деньги. Так как мы избавились от наветов на нас пред Сатиром, а Пасион сам оказался не в состоянии укрыть Китта, знавшего о сделанном мною вкладе денег на хранение, то он решил, что если выдаст на пытку раба, то обнаружится его мошенничество, если же не сделает этого, то будет подвергнут пене; в силу всего этого он и решил помириться со мной. Потребуйте же от Пасиона указать, ради какой выгоды или из-за какой опасности я освободил его от обвинений? Если же он ничего. подобного указать вам не может, то не правильнее ли будет, если вы более поверите — что касается письменного условия — мне, нежели ему? Достаточно легко, судьи, всякому понять, что мне, как обвинителю, если бы я стал опасаться опровержений, возможно было без всякого заключения договора прекратить дело, Пасиону же из-за возможности применить пытку к рабу и из-за тяжб, возбужденных пред вами, нельзя было по желанию освободиться от опасностей, если не склонить к тому меня, обвинителя. Таким образом, не мне, чтобы прекращено было преследование, а Пасиону о возвращении моих денег приходилось заключать договор. Еще неправдоподобнее допустить, что я, до составления письменного условия, настолько сильно усомнился в неблагоприятном исходе дела, что не только освободил Пасиона от обвинений, но и договором это подтвердил, а после того как я написал против себя подобного рода опровержение, только тогда я решил возбудить дело пред вами. Однако кто станет таким образом решать свои дела?