Собрание сочинений и писем (1828-1876)
Шрифт:
2 Высоцкий, Петр (1799-1875)-польский политический деятель; состоя с 1817 г. в королевской гвардии, он в 1824 г. поступил в школу подхорунжих был произведен в подпоручики, организовал широкий заговор, результатом которого было восстание 29 ноября 1830 г. Участвовал в военных действиях, а затем с корпусом Дворницкого отступил в Галицию. Вернувшись вскоре в Польшу, Высоцкий участвовал в обороне Варшавы я раненый был взят в плен (6 сентября 1831 г.). Приговорен к смертной казни, замененной каторжными работами в Сибири. Здесь за участие в заговоре 1837 года получил 1 000 палок (пять его сопроцессников засечено на смерть). В 1857 г. вернулся в Польшу и жил под Варшавой.
3 Муравьев-Апостол, Матвей Иванович (1793-1886)-русский военный и политический деятель, сын посланника в Испании; учился в Политехнической школе в Париже; участник Отечественной войны, отставной подполковник, один из основателей "Союза Спасения" и "Союза Благоденствия", член "Южного Общества"; принимал участие в восстании Черниговского полка; приговорен к смертной казни, замененной за раскаяние каторгою на 20 лет, сокращенной до 15 лет; каторга, в конце концов, заменена была ссылкою в Вилюйск; в 1829 г. переведен в Бухтарминскую крепость, а в 1836 г. в Ялуторовск Тобольской губ.; здесь вместе с И. Д. Якушкиным основал ланкастерскую школу. Амнистиею 1836 г. восстановлен в прежних правах; в 1857 г. поселился в
д. Зыковой Московской губ., с 1860 г. в Москве. Оставил воспоминания, напечатанные в "Русской Старине", 1886 г.
4 Якушкин, Иван Дмитриевич (1793-1857)-русский политический деятель, отставной капитан, один из основателей "Союза Слоения" и "Союза Благоденствия", затем член "Северного Общества"; в 1817 г. задумал убить Александра I; в восстании 14 декабря не мог принять участия, так как находился не в Петербурге. На допросах держался стойко и никого не выдавал. Приговорен к смертной казни, замененной 20-летней каторгой, сокращенной до 15 лет. В 1832 г. вышел на поселение в Ялуторовск, где жил до амнистии 1856 г., занимаясь педагогическою деятельностью. После амнистии вернулся в Россию и умер в Москве. Оставил записки, многократно переиздававшиеся (полное издание вышло в 1926 году).
5 Лунин, Михаил Сергеевич (1783-1845) - русский политический деятель, служил в кавалергардском полку, участвовал в Отечественной войне, после которой вышел в отставку и уехал в Париж, где, между прочим, познакомился с Сен-Симоном; здесь же перешел в католичество, по возвращении в Россию вступил вновь на военную службу, был подполковником л.-гв. Гродненского гусарского полка; один из основателей "Союза Спасения", член "Союза Благоденствия" и "Северного Общества"; проживая в Варшаве, перешел в "Южное Общество". Приговорен к 20 годам каторги; в 1836 г. вышел на поселение в село Урик вблизи Иркутска. Вследствие перехваченных писем его к сестре, которые признаны были преступными и направленными против правительства, был снова арестован и отправлен в Акатуйский рудник, где и умер.
5а Вот что сам Муравьев выставлял одним из мотивов помилования поляков в письме своем к, шефу [жандармов Орлову от 3 августа 1850 г. из Иркутска (цит. соч. Барсукова, том II. стр. 62); "Облегчая участь этих преступников, сближая их с родиною переводом во внутренние губернии, правительство в то же время избегнет чрезмерного уже накопления поляков в Восточной Сибири, где но (малочисленности населения распространение польского духа, более или менее, до всегда враждебного России, может быть от них ощутительно, тогда как во [внутренних губерниях при многочисленности народонаселения дух этот никакого влияния от 150 лиц иметь не может, и сами они скорее обрусеют". Что это говорилось не только перед всесильным шефом жандармов, для того чтобы выпросить у него облегчение участи политических жертв самодержавия, а всерьез и искренно, видно из письма того же Муравьева, уже удалившегося на покой и теперь действительно имевшего основания дуться на правительство, к своему пестуну и преемнику М. С. Корсакову, которого он обучал правительственной мудрости. В этом интимном письме от 19/31 октября 1861 г. из-за границы (I. С. I, стр. 630-631) Муравьев в предвидении нового наплыва ссыльных поляков советует Корсакову не допускать их в свой район: "Советую тебе оградить Восточную Сибирь от этого нового нашествия иноплеменных. Польская аристократия и ксендзы безусловно враждебны России,.. а конечно их-то и будет больше всего в числе ссыльных. Все они довольно образованы, и, как несчастные, скоро получат большое влияние в народе, а этого-то влияния я и боюсь для Восточной Сибири... В 1850 году а самой [секретной переписке моей с графом Орловым я просил в виде помилования перевести всех ссыльных поляков из Сибири во внутренние губернии или по крайней мере в Западную Сибирь; там изложены тоже и причины, .о которых я здесь говорю... По-моему это весьма важно потому, что распространение в этой отдаленной стране ненависти к России в народе чрезвычайно опасно; довольно уже и того, что толкуют привилегированные сословия в Сибири, т. е. купцы, почетные граждане и чиновники... Я сам убедился, как много польских понятий распространилось те только в Забайкальской области, но и в Иркутске и в окрестных селениях и заводах, где наиболее пребывали поляки. Я знаю много коренных сибиряков, которые гораздо более расположены к Польше, чем к России". И этого человека наивные люди вроде П. Кропоткина (в "Записках революционера") пытались представить в виде оппозиционера, вдобавок чуть ли не мечтавшего об отделении Сибири от Российской империи!
6 См. выше комментарий 10 к No 605. Эта выдержка из конфиденциального письма Муравьева-Амурского к шефу жандармов от 18 мая 1858 г. могла быть сообщена Бакунину только самим Муравьевым, который явным образом участвовал в сочинении писем к Герцену.
7 В этой оценке Бакунин в значительной мере прав: дело петрашевцев, само по себе довольно невинное, было сознательно раздуто жандармами, провокатором Липранди, шпионом Антонелли и пр. Но это не имеет никакого отношения к трактуемой им теме, а в особенности к параллели между царским сатрапом Муравьевым и революционером Петрашевским, чего революционер Бакунин не понимал, а главное не чувствовал.
8 Здесь клевета на Петрашевского прикрывается словечком "говорят". Кто, где, когда, что говорит, - неизвестно. А между тем с какою злобою Бакунин отзывается о немецких журналистах, "еврейчиках", как он выражается, которые в своей "грязной" полемике прибегают по отношению к своим противникам к таким, недопустимым приемам, как "говорят", "слышно" и т. п., и применяют их к таким людям, как например М. А. Бакунин! См. в дальнейших томах "Исповедание веры русского демократа-социалиста", письма к А. Ришару и т. п.
9 Здесь Бакунин увлекся и нечаянно раскрыл свои карты, сопоставив доносы в Третье Отделение с "доносами" в "Колокол", т. е. жалобами безвластных и задавленных обывателей на произвол всесильных царских сатрапов вроде Муравьева.
10 Ольдекоп, Карл Карлович (род. в 1810)-русский политический деятель; немец, дворянин; окончил, юнкерскую школу, поручик, чиновник особых поручений при Государственном Банке; был арестован по делу петрашевцев в апреле 1849 г. как посетитель "пятниц", но в июле того же года освобожден. В 1860 г. был советником губернского суда в Иркутске и за свое судейское мнение по делу иркутской дуэли подвергся преследованию.
11 Если Бакунин всерьез хотел, чтобы эти разглагольствования, оправдывающие насилия сатрапа над бесправными политическими ссыльными, были напечатаны в "Колоколе" да еще за его подписью, то надо только удивляться силе его увлечения любовью к Муравьеву и ненавистью к сотоварищам по ссылке, лучше его понимавшим характер сибирского диктатора и его позиции. Более верного способа опозорить себя навеки, чем опубликование этого "Ответа", у Бакунина не было. Но к счастью для него Герцен был слишком умен и политически разборчив, чтобы печатать такой скандальный документ. В разговоре с доктором Белоголовым Герцен признал, что поведение в деле Муравьева - Петрашевского заставило в его глазах сильно потускнеть образ революционера Бакунина. А ведь Герцен, стоявший на буржуазной позиции, не мог еще заметить и как следует оценить с классовой точки зрения выраженные в этой переписке взгляды Бакунина на колониальные захваты, надругательства над свободой и жизнью населения, превращаемого в казачье сословие, на признание умеренно-дворянской программы (которую принимал тогда сам Герцен) и т. п.
12 Итак после долгих и увертливых рассуждений Бакунин принужден признать, что Корсаков, действовавший здесь явно в духе и несомненно по желанию Муравьева, выслал Петрашевского из Иркутска за то, что тот позволил себе пригрозить жалобою на беззаконные действия местной власти в "Колокол"! Это-последний штрих, убивающий все до тех пор приводившиеся хитросплетения Бакунина, впрочем ни для кого не убедительные и слишком наивные.
13 Вот что говорится в известной брошюре Энгельса - Лафарга "Альянс социалистической демократии", выпущенной в Лондоне в 1873 году и направленной против работы Бакунина в Интернационале: "В то время в Сибири находился Петрашевский, глава и организатор заговора 1849 года. Бакунин вступил с ним в явно враждебные отношения и всячески старался повредить ему, что ему легко было сделать благодаря своему родству с тамошним царским наместником. Это гонение на Петрашевского дало Бакунину новые права на милости со стороны начальства. Темное дело, возбудившее большой шум в Сибири и в России, положило конец борьбе между обоими ссыльными. Когда поведение одного из либеральничавших высших чиновников сделалось предметом критических толков, то в результате в окружения генерал-губернатора разразилась буря, закончившаяся дуэлью и смертью одного из дуэлянтов. Все это дело настолько пропитано было личными интригами и мошенническими махинациями, что все население было им возмущено и обвиняло высших чиновников в том, что они сознательно убили павшую во время дуэли жертву, - молодого приятеля Петрашевского. Агитация приняла такие размеры, что правительство боялось народного возмущения. Бакунин принял сторону высших чиновников, в том числе и Муравьева. Он использовал свое влияние для того, чтобы добиться высылки Петрашевского в более отдаленную местность и выступил на защиту его гонителей в длинном письме, написанном им в качестве очевидца и посланном Герцену. Последний, напечатав его в "Колоколе", выбросил все содержавшиеся в нем нападок на Петрашевского, но рукописная копия, сделанная с этой корреспонденции во время ее нахождения в Санкт-Петербурге, циркулировала там и ознакомила публику с оригинальным текстом".