Собрание сочинений Том 11

Лесков Николай Семенович

Анат<олий> Федор<ович> Кони знайт, что я буду писать Вам.

Ваш Николай Лесков.

289

С. Н. Шубинскому

15 декабря 1894 г., Петербург.

Как Вы намерены адресовать свое поздравление Марксу ^* и в какой день его пошлете? Пожалуйста, черкните мне об этом, а то я недоумеваю.

А еще важнее — как поздравить Михаила Марковича Шершевского ^* ? Это мне очень хочется сделать неупустительно. Обозначьте мне, пожалуйста, его адрес и его день.

Преданный Вам

Лесков.

16 <декабря>. Возвещенное Вами «литературное» обещание над Григоровичем уже исполнено. Бедный болтун! Прихвачен

и Лев Толстой, но этого жалеть нечего: его не проберешь. Космат. «И местечка, где они, даже не почешет».

Я еще перелистовал «Ниву» и все искал там добрых семян для засеменения молодых душ и не нашел их: все старая, затхлая ложь, давно доказавшая свою бессильность и вызывающая себе одно противодействие в материализме. Как бы интересно было прочесть сколько-нибудь умную и сносную критику изданий этого типа, которые топят семейное чтение в потоках старых помой, давно доказавших свою непригодность к лицемерию. Не могу себе уяснить, что тут можно почтить поздравлением?! Разве то, что, может быть, можно бы издавать и хуже этого… но, может быть, и нельзя. Впрочем, по «Игрушечке» судя, — можно.

Жена и дочь Мих<аила> Марков<ича> нашлись очень хорошо! Это делает им честь. А то всё одни пошлости.

290

С. Н. Шубинскому

17 декабря 1894 г., Петербург.

Очень благодарю Вас за ответ. Я, конечно, пошлю депешу и поздравлю с «благополучным успехом предприятия». Я только не мог себе уяснить: в который из трех дней надо это послать? По правде сказать, это и теперь мне неясно. — Что касается общих суждений, то, конечно, жизнь всякого человека «бедственна», и когда он прожил много лет, не сделавши много бед другим, то его есть с чем поздравить; но это очень пустое дело, которым стыдно занимать людей. Похвалять же из «вежливости» в литературе нельзя: хвалы достойно только то, что ведет к лучшему, способствуя очищению совести и уяснению понятий, способствующих освобождению общества от привычек, созданных невежеством и самолюбием. Такие издания были, есть и их будет еще более, ибо «разум не спит» и у «науки нрав не робкий, — не заткнуть ее теченья никакой цензурной пробкой». — Вы должны бы помнить, кажется, «Рассвет» ^* Кремпина… Вспомните-ка и посравните его с «Нивою» или «Игрушечкою» и всем сему подобным дерьмом, которое Вы, однако, хотите почему-то ставить выше совершенно равной им «Родины». Это нехорошо.

О Мих<аиле> Марковиче я давно слышал от Фаресова, который составлял адрес для его приветствия женщинами-врачами. Но, помнится, это готовилось на 18-е число; а теперь пишут о 20-м! Он талантливый человек, — стало быть, он «рука божия», посланная в мир исполнить что-то хорошее и серьезное. Такого надо поддерживать, чтобы он шел бодрее и чувствовал, что на него смотрят: то ли он делает, что нужно Отцу нашему? Это никакого сравнения не имеет с «благополучным изданием» листов, от которых получен доход себе. Говорить рядом стыдно! А главное, — это «жена и дочь»!.. Я весь взволнован благородным и в высшей степени грациозным их поступком!.. Никто еще так умно и красиво не нашелся, как эти две женщины, — и его надо поздравить не столько с юбилеем, сколько с такою женою и дочерью. — Я уже очень давно примечал эту необыкновенную девочку в Шмецке и все думал: «Эта что-то разведет в уме!» Вот она и разводит: где себя ни покажет, — все у нее отмечено умом и прямым, здоровым, смелым чувством, которому противно плестись рутинной стежкой. Она меня сильно обрадовала, как я давно, давно не был рад.

Никол. Лесков.

291

А. Н. Пешковой-Толиверовой

<1894 г.>

Вы меня уже и не удивляете. Соловьев-Н<е>см<елов> пошел разъяснить Вам, что теперьне время говорить о Льве Толстом, но Вы таки свое прете!.. О чем же Вы меня просите? О том ли, чтобы я написал, чем Т. велик как человек-мудрец, очистивший сор, заполонивший христианство? Я это хотел бы написать, но этого теперь нельзя, и я не стану делать унизительных и глупых опытов. А чтобы говорить банальщину о его таланте, — это детям не нужно и это не только Толстому, но даже и мне непристойно. Затем еще можно бы сказать о его житье в старое его время (если это стоит), но для этого надо подождать «Дневник Берса» в «Царь-колоколе». Что же теперь-то можно написать?

Разве нарочитую глупость, и ее-то я должен подписать!.. «Благодарю, — не ожидал». Но я этого не сделаю. Кстати, я вчера получил оттуда письмо: Л. Н. писал письмо в «Правительственный вестник», и там ему отказали поместить его строки!.. И вот в это-то время Вы как забрали что в голову, с тем и лезете! «Тешь мою плешь: сери в голову». Извините, — хороша пословица.

Н. Л.

1895

292

А. С. Суворину

2 января 1895 г., Петербург.

Многоуважаемый Алексей Сергеевич!

Я опять получаю от Вас газету, которой давно не нахожу возможным ничем быть полезным. Знаю, что экземпляр этот Вас не обременит, и ценю Ваше внимание и благодарю Вас.

А к сему и маленькая просьба: ко мне опять приступают по поводу исполняющегося на днях 35-летия ^* …С этим заходили и еще к кому-то, и очень может быть, что зайдут к Вам.

Я всеусерднейше прошу Вас знать, что я ничего не хочу и ни за что ни на чей зов не пойду, а у себя мне людей принимать негде и угощать нечем. Вы окажете мне одолжение, если поможете тому, чтобы меня оставили в покое и, пожалуй, даже в пренебрежении, к которому я, слава богу, хорошо привык и не желаю его обменивать на другие отношения моих коллег, ибо те отношения будут мне новы и, может быть, менее искренны. Старику лучше, то есть спокойнее, придержаться уже старого и хорошо знакомого. Я уверен, что Вы не усумнитесь в искренности и в твердости моего отказа и скажете это, если к Вам отнесутся с какою-нибудь затеею в этом роде.

Преданный Вам

Николай Лесков.

293

С. H. Шубинскому

3 января 1895 г., Петербург.

Уважаемый Сергей Николаевич!

Очень может быть, что к Вам обратятся с какими-нибудь предложениями по поводу исполнения 35 лет моих занятий литературою. Сделайте милость, имейте в виду, что я не только не ищу этого (о чем, кажется, стыдно и говорить), но я не хочу никого собою беспокоить, и не пойду ни в какой трактир, и у себя не могу делать трактира. А потому эта праздная затея никакого осуществления не получит, и ею не стоит беспокоить никого, а также и меня.

Преданный Вам

Н. Лесков.

294

М. М. Стасюлевичу

8 января 1895 г., Петербург.

Извините меня, глубокоуважаемый Михаил Матвеевич, что я не сразу чиню исполнение по Вашему письму. Рукопись была готова, а я все не слажу с заглавием, которое мне кажется то резким, то как будто малопонятным. Однако пусть побудет то, которое я теперь поставил: то есть «Заячий ремиз», то есть юродство, в которое садятся «зайцы, им же бе камень прибежище». Писана эта штука манерою капризною, вроде повествований Гофмана или Стерна с отступлением и рикошетами. Сцена перенесена в Малороссию для того, что там особенно много было шутовства с «ловитвою потрясователей, або тыих, що трон шатають», и с малороссийским юмором дело как будто идет глаже и невиннее. Может быть, лучше всего назвать именем героя или «болвана», то есть «Оноприй Перегуд из Перегудова: его жизнь, опыты и приключения». Если вещь Вам нравится, то о заглавии сговоримся.

Мне надо напечатать XII том. Нельзя ли, чтобы меня навестил кто-нибудь из типографского начальства? ^* Я ведь не не хочу, а не могусам поехать и взойти на лестницу!

Ваш покорный слуга

Н. Лесков.

295

М. М. Стасюлевичу

8 февраля 1895 г., Петербург.

Многоуважаемый Михаил Матвеевич!

Есть поговорка: «пьян или не пьян, а если говорят, что пьян, то лучше спать ложись». Так и я сделаю: «веселую повесть» я не почитаю за такую опасную, но положу ее спать…Это мне уже за привычку: «Соборяне» спали в столе три года. «Обозрение Пролога» — пять лет. Пусть поспит и эта. Я Вам верю, что поводы опасаться есть, и, конечно, я нимало на Вас не претендую и очень чувствую, как Вы хотели мне «позолотить пилюлю». Подождем. Возможно, что погода помягчеет.