Собрание сочинений, том 15
Шрифт:
Написано К. Марксом 10 и 14 июля 1860 г.
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» №№ 6016 и 6032; 6 и 24 августа 1860 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
К. МАРКС
ИНТЕРЕСНЫЕ НОВОСТИ ИЗ СИЦИЛИИ. — ССОРА ГАРИБАЛЬДИ С ЛАФАРИНОЙ. — ПИСЬМО ГАРИБАЛЬДИ
Лондон, 23 июля 1860 г.
Согласно телеграмме, полученной сегодня из Палермо, подготовка полковником Медичи атаки против Милаццо заставила неаполитанского короля отдать приказ о полной эвакуации Сицилии неаполитанской армией и об отступлении этой последней в его континентальные владения. Хотя эта телеграмма нуждается в подтверждении, представляется бесспорным, что дело Гарибальди подвигается вперед, несмотря на болезни, от которых страдают его войска, и на дипломатические интриги, которыми докучают его правительству.
Открытый разрыв Гарибальди с партией Кавура, проявившийся в изгнании из Сицилии отъявленного интригана Лафарины и синьоров Гришелли и Тотти, корсиканцев по происхождению и бонапартовских полицейских агентов по профессии, вызвал чрезвычайно противоречивые комментарии европейской печати. Частное письмо Гарибальди к одному из лондонских друзей [68] , с содержанием которого меня ознакомили, разрешив сообщить в «Tribune» основные его положения, не оставляет никакого сомнения относительно действительного положения вещей. Письмо Гарибальди было написано еще до его декрета от 7-го числа сего месяца, согласно которому все три вышеупомянутых интригана были удалены с острова, но тем не менее оно полностью разъясняет сущность споров между генералом и министром, между популярным диктатором и династическим великим визирем, короче говоря, — между Гарибальди
68
Письмо Гарибальди летом 1860 г. одному из знакомых Маркса — англичанину Грину свидетельствует о стремлении Гарибальди к тому, чтобы борьба итальянского народа за национальное объединение страны и ее освобождение от иностранного господства велась независимо от политики Наполеона III.
Лафарина — уроженец Сицилии, где он выделялся в 1848 г. среди революционеров не столько действительной энергией или замечательными подвигами, сколько своей ненавистью к республиканской партии и интригами с пьемонтскими доктринерами. После поражения сицилийской революции Лафарина во время своего пребывания в Турине опубликовал объемистую историю Италии [69] , в которой изо всех сил превозносит Савойскую династию и клевещет на Мадзини. Душой и телом преданный Кавуру, он заразил «Национальное общество борьбы за единство Италии» [70] бонапартистским духом; став председателем этой организации, он воспользовался ею не для того, чтобы содействовать, а для того, чтобы мешать всяким попыткам независимого национального выступления. В полном соответствии со своей прошлой деятельностью, при первых же слухах о намеченной экспедиции Гарибальди в Сицилию Лафарина осмеивал и поносил самую мысль о подобной экспедиции. Когда же, тем не менее, были предприняты непосредственные шаги по подготовке этого отважного предприятия, Лафарина использовал все возможности «Национального общества», для того чтобы помешать этому делу. Когда же его происки оказались не в состоянии ослабить решимость генерала и его солдат и когда, наконец, экспедиция отправилась в путь, Лафарина с циничной усмешкой разразился потоком самых мрачных предсказаний, беря на себя смелость предрекать немедленный и полный крах всей затеи. Но стоило только Гарибальди взять Палермо и объявить себя диктатором, как Лафарина поспешил присоединиться к нему, получив от Виктора-Эммануила или, вернее, от Кавура, полномочия принять на себя управление островом от имени короля немедленно после того, как население выскажется за присоединение острова к Пьемонту. Будучи, как он сам признает, вначале весьма любезно принят Гарибальди, несмотря на свое зловещее прошлое, Лафарина тотчас же стал разыгрывать из себя хозяина, интриговать против правительства Криспи, устраивать заговоры с французскими полицейскими агентами, собирать вокруг себя либеральных аристократов, желающих закончить революцию голосованием о сепаратном присоединении острова к Пьемонту и, вместо того чтобы заняться подготовкой необходимых мероприятий с целью изгнания неаполитанцев из Сицилии, стал строить планы вытеснения с общественных постов сторонников Мадзини и других людей, на которых не мог положиться его хозяин Кавур.
69
Речь идет о произведении Дж. Лафарины: «Storia d'Italia dal 1815 al 1850». Vol. I–VI, Torino, 1851–1852(«История Италии с 1815 по 1850 год». Тт. I–VI, Турин, 1851–1852).
70
Имеется в виду «Национальное общество» — политическая организация либерально-монархического направления, созданная в 1856 г. в Турине и других городах итальянским политическим деятелем Дж. Паллавичино и агентом Кавура Лафариной в целях пропаганды идеи объединения Италии под главенством Савойской династии и использования для этой цели национальных сил страны. Активное участие в деятельности общества принимал и Гарибальди, представлявший революционное крыло этой организации, однако решающая роль в «Национальном обществе» принадлежала ставленникам Кавура.
Криспи, против правительства которого Лафарина в первую очередь направил свои интриги, долгое время находился в изгнании в Лондоне, где он принадлежал к числу друзей Мадзини, и целью всей его деятельности было освобождение Сицилии. Весной 1859 г. он с большим риском, под валашским именем и с валашскими документами, поехал в Сицилию, побывал во всех крупных сицилийских городах и разработал план восстания, которое должно было начаться в октябре. События, разыгравшиеся осенью [71] , заставили отложить восстание сначала до ноября, а затем до настоящего года. Тем временем Криспи обратился к Гарибальди, который, отказавшись от участия в организации восстания, обещал оказать ему помощь, после того как оно начнется и в достаточной мере окрепнет, тем самым показав подлинные настроения сицилийцев. Во время экспедиции Криспи вместе со своей женой — единственной женщиной в экспедиции — сопровождал Гарибальди и принимал участие во всех боях, причем жена его руководила оказанием помощи больным и раненым. Именно этого-то человека синьор Лафарина и вознамерился в первую очередь выкинуть за борт, втайне, конечно, надеясь, что вслед за ним ему удастся избавиться и от самого диктатора. Из уважения к Виктору-Эммануилу и под сильным давлением либеральных аристократов Гарибальди, хотя и против своей воли, все же согласился на образование нового правительства и на отставку Криспи, которого он, впрочем, оставил при себе в качестве личного советника и друга. Но как только Гарибальди пошел на эту жертву, он увидел, что на отставке правительства Криспи настаивали лишь для того, чтобы навязать ему кабинет, который только номинально являлся правительством Гарибальди, а по существу находился в руках Лафарины или Кавура. Поощряемый Лафариной и полагаясь на покровительство Кавура, этот кабинет очень скоро свел бы на нет весь его план освобождения и использовал бы все свое влияние в стране против ниццского выскочки, как уже стали называть Гарибальди. Именно в этот момент Гарибальди спас не только свое собственное дело, но и дело Сицилии и Италии: он изгнал Лафарину и обоих братьев-корсиканцев, принял отставку министров — ставленников Лафарины и назначил патриотическое правительство, среди членов которого мы можем упомянуть синьора Марио.
71
Осенью 1859 г. достигло значительного размаха движение населения Пармы, Модены, Тосканы и Романьи за присоединение к Пьемонту. Временные правительства, созданные в этих государствах, уже располагали значительной армией, находившейся под общим руководством
Написано К. Марксом 23 июля 1860 г.
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 6018, 8 августа 1860 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
Ф. ЭНГЕЛЬС
ОБОРОНА БРИТАНИИ
План национальной обороны Англии, только что представленный на рассмотрение парламента [72] , предлагает направить все средства на укрепление портов и некоторых второстепенных сооружений, достаточных лишь для защиты наиболее крупных гаваней страны от нападений небольших неприятельских эскадр, а также на создание крупных сильно укрепленных фортов в Дувре и Портленде с целью обеспечить защищенную стоянку для флотилий и отдельных судов. Предполагается все средства израсходовать на оборону периферии страны, береговой линии, доступной нападению неприятельского флота; а так как невозможно укрепить береговую линию на всем ее протяжении, то для этого избрали несколько важных пунктов, главным образом морские арсеналы и порты. Внутренняя часть страны полностью брошена на произвол судьбы.
72
«Report of the Commissioners appointed to consider the Defences of the United Kingdom; together with the Minutesof Evidence and Appendix». London, 1860 («Отчет уполномоченных, назначенных с целью ознакомления с состоянием оборонительных сооружений Соединенного королевства; с протоколом показаний и приложением». Лондон, 1860).
Итак, раз Англия теперь признает, что ее военные корабли уже не защищают ее более и что она должна прибегнуть к фортификации как к средству национальной обороны, то, само собой разумеется, она прежде всего должна оградить от нападения свои морские арсеналы, колыбель ее флота. Никто не станет сомневаться, что Портсмут, Плимут, Пембрук, Ширнесс и Вулидж (или любой другой пункт, выбранный вместо него) должны быть настолько укреплены, чтобы быть в состоянии отразить любое нападение с моря и выдержать в течение определенного времени правильную осаду с суши. Однако совершенно нелепо называть предупредительные меры против такой опасности планом национальной обороны. В действительности, для того чтобы этот план соответствовал своему названию, по-видимому, необходимо его значительно усложнить и выделить на его осуществление гораздо больше средств, чем это требуется лишь для защиты портов.
Страна, которая, подобно Франции или Испании, подвержена опасности вторжения со стороны своих сухопутных границ и в равной степени — нападению с моря и высадке десантов на ее побережье, вынуждена превращать свои военно-морские базы в первоклассные крепости. Тулон, Картахена, Генуя, даже Шербур могут стать объектом комбинированного нападения, подобного тому, которое уничтожило арсеналы и портовые сооружения Севастополя [73] . Они должны поэтому иметь очень сильно укрепленный сухопутный фронт, с отдельными фортами, которые не допускали бы бомбардировки портовых сооружений. Но это неприменимо по отношению к Англии. Предположим даже, что поражение ее военного флота на один момент поставило бы под сомнение превосходство Англии на море; даже в этом случае вторгшаяся армия, высадившись на территории Британии, никогда не смогла бы рассчитывать на свободу своих коммуникаций, и потому ей пришлось бы действовать быстро и решительно. Эта вторгшаяся армия оказалась бы не в состоянии предпринять правильную осаду; но если бы даже она и смогла предпринять осаду, ни один здравомыслящий человек не будет рассчитывать на то, что завоеватель станет спокойно сидеть перед Портсмутом и тратить свои средства на продолжительную осаду, вместо того чтобы идти прямо на Лондон и добиваться решения главной задачи, пока его моральное и материальное превосходство находятся на самом высоком уровне. Если дело дойдет до того, что неприятель сможет беспрепятственно высадить в Англии войска и перебросить материальную часть, достаточные для наступления на Лондон, и в то же время осадить Портсмут, Англия окажется на краю гибели, причем никакие береговые форты вокруг Портсмута не смогут ее спасти. Сказанное о Портсмуте относится и к другим морским арсеналам. Пусть морской фронт будет по возможности укреплен, но на сухопутном фронте все, что не входит в задачу удержать противника на достаточно далеком расстоянии, чтобы не допустить бомбардировки портов и защитить их от правильной двухнедельной осады, является совершенно излишним. Но если судить по смете и некоторым планам предполагаемых оборонительных сооружений Портсмута, опубликованным в лондонской газете «Times», речь идет об огромном расходовании кирпича и извести, о сооружении рвов и парапетов, о расходовании денежных, а в случае войны и людских ресурсов. По-видимому, военные инженеры положительно упиваются этими блестящими возможностями создавать планы укреплений, которые так долго были для них недозволенной роскошью. Англии грозит опасность обрасти фортами и батареями, которые появятся быстро, как грибы, и разрастутся, подобно ползучим растениям в тропических лесах. Правительство, по-видимому, настаивает на осуществлении этих планов, чтобы оправдать затраты; однако показная сторона и явится главным результатом всех этих великолепных сооружений.
73
Во время Крымской войны 1853–1856 гг. Севастополь подвергся осаде англо-французских и турецко-сардинских войск. 349 дней продолжалась героическая Севастопольская оборона 1854–1855 годов. В ходе боев город подвергся большим разрушениям.
До тех пор, пока порты не обеспечены против coup de main [внезапного нападения. Ред.], до тех пор возможны вторжения с исключительной целью разрушить какой-нибудь из них и тут же отступить. Таким образом, они служат, так сказать, предохранительными клапанами для Лондона. Но коль скоро порты будут подготовлены к отражению нападения главных сил и даже будут в состоянии выдержать правильную двухнедельную осаду, — а эта подготовка, по-видимому, считается необходимой, — то для вторжения не остается другого объекта, кроме Лондона. Раз все более мелкие пункты защищены, вторжения местного характера оказываются уже бесцельными, вторжение должно идти на риск — либо уничтожить Англию, либо быть самому уничтоженным. Таким образом, самый факт укрепления портов ослабляет Лондон. Он заставляет вторгшуюся державу сосредоточить все свои силы на попытке сразу овладеть Лондоном. Лорд Пальмерстон говорит, что Лондон должен защищаться на суше. Положим, что так оно и будет; в таком случае, чем сильнее армия, тем в большей безопасности будет Лондон. Но откуда явится эта сильная армия, если Портсмут, Плимут, Чатам и Ширнесс и, пожалуй, Пембрук будут превращены в первоклассные крепости типа Шербура, Генуи, Кобленца или Кёльна, для защиты которых требуются гарнизоны от 15000 до 20000 человек? Итак, чем сильнее вы укрепляете порты, тем больше вы ослабляете Лондон и остальную страну. И это вы называете национальной обороной!
Во всяком случае, одно проигранное сражение решило бы судьбу Лондона, а учитывая огромную централизацию торговли страны и то обстоятельство, что занятие неприятелем Лондона полностью приостановит весь торгово-промышленный механизм Англии, не приходится сомневаться, что одно сражение решило бы судьбу всего королевства. Таким образом, в то время как предполагается истратить 12 миллионов на оборону портов, самое сердце страны должно остаться незащищенным, а его судьба должна зависеть от исхода одного сражения!
Надо сказать прямо: можно всячески самым рациональным образом укреплять порты — а этого можно достигнуть, затратив меньше половины той чрезмерной суммы, которую предполагается истратить на это, — но если вы желаете создания национальной обороны, то немедленно приступайте к укреплению Лондона. Бесполезно повторять вслед за Пальмерстоном, будто это невозможно. Такие же разговоры велись, когда нужно было укреплять Париж. Площадь, опоясанная непрерывной линией фортификаций вокруг Парижа, немногим меньше площади Лондона; линия фортов, окружающих Париж, имеет протяжение в 27 миль, а окружающая Лондон линия, проходящая в 6 милях от Черинг-Кросса, имеет длину в 37 миль. Эта линия дает правильное представление о среднем расстоянии фортов от центра, и удлинение этой линии на 10 миль не сделало бы ее слишком длинной, если соответствующая система железнодорожной связи по радиусам и по окружности облегчит быстрое передвижение резервов. Лондон, разумеется, нельзя укреплять кое-как, как это предлагает «Cornhill Magazine» [74] , по мнению которого достаточно шести больших фортов; число фортов должно быть равно по меньшей мере двадцати, но, с другой стороны, нет необходимости укреплять Лондон в столь же педантичном стиле, как Париж, ибо ему никогда не придется выдерживать осаду. Все, что требуется, это защитить его против coup de main, против средств, которые вторгшаяся армия сможет применить против него в течение двух недель после своей высадки. Можно обойтись без непрерывной линии фортификаций; если план обороны будет надлежащим образом подготовлен заранее, то такая линия с полным успехом может быть заменена укреплением деревень и групп домов на окраинах города.
74
«The Cornhill Magazine» («Корнхиллский журнал») — ежемесячный литературный журнал, выходит в Лондоне с 1860 года.