Собрание сочинений, том 16

Энгельс Фридрих

Характерная особенность буржуазии по сравнению со всеми остальными господствовавшими ранее классами как раз в том и состоит, что в ее развитии имеется поворотный пункт, после которого всякое дальнейшее увеличение средств ее могущества, следовательно, в первую очередь ее капиталов, приводит лишь к тому, что она становится все более и более неспособной к политическому господству. «За спиной крупной буржуазии стоит пролетариат». В той самой мере, в какой буржуазия развивает свою промышленность, торговлю и средства сообщения, в той же самой мере она порождает пролетариат. И в определенный момент, который наступает не всюду одновременно и не обязательно на одинаковой ступени развития, она начинает замечать, что ее неразлучный спутник — пролетариат — стал перерастать ее. С этого момента она теряет способность к исключительному политическому господству; она ищет себе союзников, с которыми, смотря по обстоятельствам, она или делит свое господство, или уступает его им целиком.

В Германии этот поворотный пункт наступил для буржуазии уже в 1848 году. Правда, тогда немецкая буржуазия испугалась не столько немецкого, сколько французского пролетариата. Парижские июньские бои 1848 г. показали ей, что ее ожидает; немецкий пролетариат находился тогда в состоянии достаточно сильного возбуждения, чтобы доказать ей,

что и здесь уже заложены семена, которые могут дать такую же жатву; и с этого момента острие политического действия буржуазии было сломлено. Она стала искать союзников и продавать себя им за какую угодно цену, — и вплоть до сегодняшнего дня она не продвинулась вперед ни на шаг.

Все эти союзники по природе реакционны. Это — королевская власть со своей армией и своей бюрократией, это — крупная феодальная знать, это — мелкие захолустные юнкера, это, наконец, — попы. Со всеми ними буржуазия вступала в сделки и соглашения, лишь бы сохранить свою драгоценную шкуру, пока, наконец, ей уже нечем стало торговать. И чем более развивался пролетариат, чем более он начинал сознавать себя как класс и действовать как класс, тем малодушнее становились буржуа. Когда на редкость скверная стратегия пруссаков при Садове одержала победу над еще худшей, как это ни странно, стратегией австрийцев, трудно было сказать, кто вздохнул с большим облегчением — прусский буржуа, который заодно тоже был разбит при Садове, или австрийский.

Наши крупные буржуа поступают в 1870 г. точь-в-точь так же, как поступали в 1525 г. средние бюргеры. Что же касается мелких буржуа, ремесленных мастеров и лавочников, то они всегда останутся такими же, как и были. Они надеются правдой или неправдой выбиться в ряды крупной буржуазии, они боятся быть низвергнутыми в ряды пролетариата. Колеблясь между страхом и надеждой, они во время борьбы будут спасать свою драгоценную шкуру, а после победы примкнут к победителю. Такова уж их природа.

Нога в ногу с подъемом промышленности с 1848 г. развивалась социальная и политическая деятельность пролетариата. Роль, которую играют в настоящее время немецкие рабочие в своих профессиональных союзах, кооперативных товариществах, политических организациях и собраниях, на выборах и в так называемом рейхстаге, уже одна эта роль показывает, какой переворот незаметно произошел в Германии за последние двадцать лет. Немецким рабочим принадлежит величайшая честь: только они одни добились того, чтобы посылать в парламент рабочих и представителей рабочих, тогда как ни французы, ни англичане не смогли до сих пор достигнуть этого.

Но и пролетариат не дорос еще до такого состояния, которое не допускало бы сравнения с 1525 годом. Класс, вынужденный существовать исключительно и в течение всей жизни на заработную плату, все еще далеко не составляет большинства немецкого народа. Следовательно, и он не может обойтись без союзников, А последних можно искать лишь среди мелкой буржуазии, городского люмпен-пролетариата, мелких крестьян и сельскохозяйственных рабочих.

О мелких буржуа мы уже говорили. Они крайне ненадежны, и только лишь когда одержана победа, они поднимают неимоверный крик в пивных. Тем не менее среди них имеются и очень хорошие элементы, которые сами присоединяются к рабочим.

Люмпен-пролетариат, представляющий собой отбросы из деморализованных элементов всех классов и сосредоточивающийся главным образом в больших городах, является наихудшим из всех возможных союзников. Этот сброд абсолютно продажен и чрезвычайно назойлив. Если французские рабочие во время каждой революции писали на домах: «Mort aux voleurs!» — «Смерть ворам!» — и многих из них расстреливали, то это происходило не в силу их благоговения перед собственностью, а вследствие правильного понимания того, что прежде всего необходимо отделаться от этой банды. Всякий рабочий вождь, пользующийся этими босяками как своей гвардией или опирающийся на них, уже одним этим доказывает, что он предатель движения.

Мелкие крестьяне — крупные принадлежат к буржуазии — бывают разного рода:

Либо это — феодальные крестьяне, обязанные еще отбывать барщинные повинности милостивым господам. После того как буржуазия упустила возможность освободить их от крепостной зависимости, — что было ее долгом, — не трудно будет убедить их в том, что они могут ждать освобождения только лишь от рабочего класса.

Либо это — арендаторы. В этом случае существуют большей частью те же самые отношения, что и в Ирландии. Арендная плата настолько возросла, что при среднем урожае крестьянин едва в состоянии прокормить себя и свою семью, а при плохом урожае он дочти умирает с голоду, не может вносить арендной платы и в силу этого попадает в полную зависимость от милости землевладельца. Для таких людей буржуазия делает что-нибудь только тогда, когда ее вынуждают к этому. От кого же им ожидать спасения, как не от рабочих?

Остаются крестьяне, которые ведут хозяйство на небольших участках собственной земли. Они в большинстве случаев так обременены ипотеками, что находятся в такой же зависимости от ростовщиков, как арендаторы от землевладельцев. И у них остается лишь очень скудный и к тому же, в зависимости от хорошего или плохого урожая, крайне неустойчивый заработок. Они менее всего могут возлагать какие-нибудь надежды на буржуазию, так как именно буржуа, капиталисты-ростовщики высасывают из них все соки. Однако они большей частью очень цепляются за свою собственность, хотя в действительности она принадлежит не им, а ростовщику. Все же их надо убедить в том, что они только тогда смогут освободиться от ростовщика, когда зависимое от народа правительство превратит все ипотечные долги в долг государству и таким путем понизит процент. А этого может добиться только рабочий класс.

Всюду, где господствует средняя и крупная земельная собственность, наиболее многочисленный класс в деревне составляют сельскохозяйственные рабочие. Так обстоит дело во всей Северной и Восточной Германии, и здесь находят городские промышленные рабочие своих наиболее многочисленных и естественных союзников. Так же как капиталист противостоит промышленному рабочему, так землевладелец или крупный арендатор противостоит сельскохозяйственному рабочему. Те самые меры, которые помогают одному, должны помочь и другому. Промышленные рабочие могут себя освободить только при том условии, если превратят капитал буржуазии, то есть необходимые для производства сырье, машины и орудия, а также жизненные средства, в общественную собственность, то есть в свою, коллективно используемую ими, собственность. Точно

так же и сельские рабочие могут избавиться от своей ужасающей нищеты только при том условии, если прежде всего земля, являющаяся главным объектом их труда, будет изъята из частного владения крупных крестьян и — еще более крупных — феодалов и обращена в общественную собственность, коллективно обрабатываемую товариществами сельских рабочих. И здесь мы подходим к знаменитому решению Базельского международного рабочего конгресса: в интересах общества необходимо обратить земельную собственность в коллективную, национальную собственность [352] . Это решение имело главным образом в виду те страны, где существует крупная земельная собственность и связанное с ней крупное хозяйство на больших участках земли, причем в этих больших имениях существуют один господин и множество наемных рабочих. Но такое положение вещей в общем все еще преобладает в Германии, и поэтому решение Базельского конгресса наряду с Англией было в высшей степени своевременным именно для Германии. Сельскохозяйственный пролетариат, сельские рабочие, это — тот класс, который дает наибольшее число рекрутов в армии государей. Это — тот класс, который в настоящее время в силу всеобщего избирательного права посылает в парламент большое число феодалов и юнкеров; но в то же время это — тот класс, который ближе всего стоит к городским промышленным рабочим, разделяет с ними одни и те же условия существования и находится даже в более нищенском положении, чем они. Этот класс бессилен, так как он раздроблен и распылен; правительство и дворянство, однако, настолько хорошо знают его скрытую силу, что намеренно стараются привести в упадок школы, чтобы оставить его невежественным. Пробудить этот класс и втянуть его в движение — вот ближайшая и настоятельнейшая задача немецкого рабочего движения. С того дня, когда масса сельских рабочих научится понимать свои собственные интересы, с того дня в Германии станет невозможным никакое реакционное — будь то феодальное, бюрократическое или буржуазное — правительство.

352

Имеется в виду Базельский конгресс Интернационала, на котором 10 сентября 1869 г. по вопросу о земельной собственности была принята следующая предложенная сторонниками Маркса резолюция:

«1) Общество имеет право упразднить частную собственность на землю и обратить ее в общественную собственность.

2) Необходимо упразднить частную собственность на землю и обратить ее в общественную собственность».

Написано Ф. Энгельсом около 11 февраля 1870 г.

Напечатано во втором издании работы Ф. Энгельса «Крестьянская война в Германии», вышедшем в Лейпциге в октябре 1870 г.

Печатается по тексту второго издания

Перевод с немецкого

К. МАРКС АНГЛИЙСКОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО И ЗАКЛЮЧЕННЫЕ ФЕНИИ [353]

Лондон, 21 февраля 1870 г.

353

Статья «Английское правительство и заключенные фении» была послана Марксом в газету «Internationale» с целью разоблачения перед лицом европейской общественности колониальной политики правительства Гладстона в Ирландии. Как сообщал Маркс в письме к Энгельсу 9 марта 1870 г., статья представляла собой набросок в виде частного письма редактору газеты Де Папу. Маркс предполагал, что набросок будет переработан Де Папом в статью. Однако редакция поместила присланный Марксом набросок дословно, разделив его на две части, которые были напечатаны 27 февраля и 6 марта 1870 г. в №№ 59 и 60 газеты. При этом редакция в № 59 сделала небольшие пояснения от себя в скобках и добавила следующую концовку: «Мы опубликуем в нашем ближайшем номере результаты дознания об убийстве Майкла Терберта, а также наши соображения по поводу весьма важного дела о заключенных фениях. Нет нужды говорить, что мы полностью присоединяемся к негодованию нашего корреспондента по поводу столь жестоких методов обращения». В № 60 редакция добавила первый абзац и следующее заключение:

«Резюмируем: Терберт был заключен в Маунтджойскую тюрьму, где имеются только одиночные камеры. После нескольких месяцев пребывания в этой тюрьме доктор О'Доннелл требует, чтобы Терберта перевели на Спайк-Айленд, где одиночный режим не применяется; он основывается на том, что здоровье заключенного не позволит ему вынести одиночный режим.

Как отнеслись к требованию врача? В тюрьме на Спайк-Айленде заключенные, правда, содержатся вместе, но там имеются одиночные камеры для тех, которых подвергают наказанию; и на Терберта усердно налагают наказание за наказанием, чтобы держать его в убийственном для него одиночном заключении. Каждый раз, как этот несчастный покидает свою больничную койку, его сажают на хлеб и воду, тогда как он нуждается в тщательном уходе для полного выздоровления. Негодяй, доктор Келли, покрывает авторитетом науки это убийство. Обратите внимание на показание Питера Хея, начальника тюрьмы. В нем говорится, что большая часть наказаний была вызвана непочтительными выражениями заключенного по адресу врача; следовательно, доктор Келли не только не протестовал против дурного обращения с заключенным, но и давал повод к наложению на него наказаний. Он был одновременно доносчиком и палачом.

Таким образом, вердикт заклеймил двух убийц — Питера Хея и Келли. Но это и все: их не только не привлекут к ответственности, но они сохранят свои должности; по всей вероятности, Гладстон даже даст им повышение, и они будут вкушать плоды своего преступления до дня народного суда. В то время как виновные считают себя в полной безопасности, народ готовит виселицы; будем надеяться, что Хей и Келли, к чести человечества, не умрут на своих постелях, но будут линчеваны в назидание грядущим негодяям, — на тот случай, если реакция восторжествует еще раз.

Какую ужасную месть готовятся обрушить на свою голову с изумительной беззаботностью все эти презренные негодяи, начиная от монархов и их министров и кончая самыми подлыми их палачами! Знайте же, люди, наслаждающиеся чужими муками: нет ни одного злодеяния, ни одной подлости, ни одного неправого дела, ни одной слезы, которых бы мы не записали; мы на каждого составим счет, и есть уже немало таких, которые изрядно обременены долгами. Пусть же те, кто еще не слишком далеко зашел по пути злодеяний и угнетения народа, остановятся и постараются загладить свою вину, пока еще есть время. Наступит день, когда поздно будет молить о пощаде: народ будет неумолим, ибо ему предстоит мстить за миллионы погибших».