Собрание сочинений, том 19
Шрифт:
Но если огромные размеры предприятий, о которых идет речь, заставили капиталиста «уйти в отставку» от руководства ими, то у него осталась еще одна функция. И функция эта состоит в том, чтобы спекулировать своими акциями на бирже. За отсутствием лучшего занятия, наши «ушедшие в отставку» или, в сущности, вытесненные капиталисты вволю предаются в этом храме мамоны биржевой игре. Они отправляются туда с сознательной целью присвоить деньги, делая вид, что зарабатывают их; они, впрочем, говорят, что началом всякой собственности является труд и сбережение, — возможно началом, но отнюдь не концом. Какое лицемерие — насильственно закрывать мелкие игорные дома, когда наше капиталистическое общество не может обойтись, в качестве своего подлинного центра, без огромного игорного дома,
То, что верно для железных дорог и пароходства, с каждым днем становится все более и более верным для всех крупных промышленных и торговых предприятий. Учреждение акционерных компаний — превращение крупных частных предприятий в общества с ограниченной ответственностью стало лозунгом дня в последнее десятилетие и даже раньше. От больших складов манчестерских товаров в Сити до железоделательных заводов и каменноугольных копей в Уэльсе и в Северной Англии и до фабрик в Ланкашире — все превратилось или превращается в акционерные компании. Во всем Олдеме вряд ли хоть одна хлопчатобумажная фабрика осталась в руках частных лиц; даже розничные торговцы все более и более вытесняются «кооперативными магазинами», большая часть которых только называется кооперативными, — но об этом в другой раз. Итак, мы видим, что, вследствие развития самой системы капиталистического производства, капиталист вытесняется точно так же, как ткач, работавший на ручном станке, с той, однако, разницей, что ткач обречен на медленную смерть от голода, а вытесняемый капиталист — на медленную смерть от обжорства. Но положение того и другого обычно сходно в том отношении, что ни один из них не знает, что ему делать с самим собой.
Результат, стало быть, таков: экономическое развитие нашего современного общества все более и более ведет к концентрации, к обобществлению производства в огромных предприятиях, которыми уже не могут более руководить отдельные капиталисты. Всякий вздор о «хозяйском глазе» и о создаваемых им чудесах превращается в явную бессмыслицу, как только предприятие достигает определенных размеров. Представьте себе «хозяйский глаз» на Лондонской и Северо-Западной железных дорогах! Но то, чего хозяин сделать не может, то рабочие, наемные служащие компании, с успехом могут делать и делают.
Итак, капиталист уж больше не может предъявлять права на свою прибыль как на «заработную плату за руководство», так как он ничем не руководит. Надо помнить об этом, когда защитники капитала трезвонят, повторяя эту пустую фразу.
Но в нашей статье на прошлой неделе [См. настоящий том, стр. 292—295. Ред.] мы попытались показать, что класс капиталистов стал не способен также управлять огромной системой производительных сил нашей страны; что капиталисты, с одной стороны, так расширяли производство, что периодически наводняли продукцией все рынки, а с другой стороны, становились все менее и менее способными выдержать иностранную конкуренцию. Таким образом, мы приходим к тому выводу, что не только можем отлично управиться в крупных отраслях промышленности нашей страны без вмешательства класса капиталистов, но что их вмешательство становится все более и более вредным.
Мы снова заявляем им: «Отойдите прочь! Предоставьте рабочему классу вас сменить».
Написано Ф. Энгельсом 1—2 августа 1881 г.
Напечатано в газете «The Labour Standards (London) № 14, 6 августа 1881 г. в качестве передовой
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
Ф. ЭНГЕЛЬС
ЖЕННИ МАРКС, УРОЖДЕННАЯ ФОН ВЕСТФАЛЕН
Еще одну жертву выхватила смерть из рядов старой гвардии пролетарского, революционного социализма.
2 декабря сего года умерла в Лондоне после продолжительной мучительной болезни супруга
Она родилась в Зальцведеле. Отец ее, переведенный вскоре после этого в Трир в качестве регирунгсрата, близко сошелся там с семьей Маркс. Дети росли вместе. Две высокоодаренные натуры сблизились. Когда Маркс поступил в университет, было уже решено, что их будущая судьба нераздельна.
В 1843 г., после запрещения первой «Rheinische Zeitung», редактором которой некоторое время был Маркс, состоялась их свадьба. С тех пор Женни Маркс не только разделяла участь, труды, борьбу своего мужа, но и сама принимала в них участие с величайшей сознательностью и с пламеннейшей страстью.
Молодая чета отправилась в Париж, в добровольное изгнание, которое, однако, очень скоро превратилось в настоящее. Прусское правительство и там преследовало Маркса. Александр фон Гумбольдт унизился до того, что помог выхлопотать приказ о высылке Маркса. Семье пришлось переехать в Брюссель.
Наступила февральская революция. Во время волнений, разразившихся вслед за ней в Брюсселе, был арестован не только Маркс; бельгийская полиция не постеснялась без всякого повода бросить в тюрьму и его жену.
Революционный подъем 1848 г. уже в следующем году прекратился. Новое изгнание, сначала в Париж, затем, вследствие нового вмешательства французского правительства, — в Лондон. И на этот раз для Женни Маркс это было действительным изгнанием, со всеми его ужасами. Материальную нужду, из-за которой сошли в могилу два ее мальчика и одна девочка, она все же преодолела бы. Но когда правительство в союзе с буржуазной оппозицией, от вульгарно-либеральной до демократической, составили большой заговор против ее мужа; когда они обливали Маркса потоками самой подлой, самой гнусной клеветы; когда вся печать оказалась для него закрытой и все пути самозащиты были для него отрезаны; когда он очутился вдруг безоружным перед лицом своих врагов, которых и он и она могли лишь презирать, — это нанесло ей глубокую рану. А это продолжалось очень долго.
Но не бесконечно. Европейский пролетариат снова добился таких условий существования, при которых он мог действовать до известной степени самостоятельно. Был основан Интернационал. Страна за страной охватывались классовой борьбой пролетариата, и ее муж был самым передовым из передовых борцов. Тогда наступила для нее пора, искупившая ее жестокие страдания. Она дожила до того момента, когда ложь и клевета, возводившиеся на Маркса, развеялись в прах; когда его учение, для подавления которого все реакционные партии, как феодалы так и демократы, приложили такие чудовищные усилия, — проповедовалось теперь во всеуслышание во всех цивилизованных странах и на всех культурных языках. Она дожила до того момента, когда пролетарское движение, с которым она срослась всем своим существом, стало потрясать до основания старый мир, от России до Америки, и, сокрушая всякое сопротивление, все более и более уверенное в победе, прокладывало себе путь вперед. И одной из последних ее радостей было еще то очевидное доказательство неистощимой жизненной силы, которое дали наши немецкие рабочие на последних выборах в рейхстаг [189] .
189
Энгельс имеет в виду выборы в рейхстаг 27 октября 1881 г., на которых социал-демократы получили более 300 тыс. голосов.
То, что эта женщина, со столь острым критическим умом, с таким политическим тактом, с такой энергией и страстностью характера, с такой преданностью своим товарищам по борьбе, сделала для движения в течение почти сорока лет, — это не стало достоянием общественности, об этом не упоминается в летописях современной печати. Это каждый должен был пережить лично. Но я уверен: жены изгнанников-коммунаров часто еще будут вспоминать о ней, а наш брат часто будет чувствовать, как недостает нам ее смелого и благоразумного совета — смелого без бахвальства, благоразумного без малейших уступок в вопросах чести. Лондон, 4 декабря 1881 г.