Собрание сочинений [Том 1]
Шрифт:
– А что в этом плохого?
– Это очень плохо, просто ужасно. Ведь она была прекрасным человеком.
Я искренне заявил, что его манера гадать о том, о чем он не может иметь ни малейшего понятия, мне отвратительна, и что самое неприятное в этом то, что он говорит с такой уверенностью, словно видел все собственными глазами.
– Но все, что я говорю, - правда, - сказал дон Хуан с обезоруживающей прямотой.
– Я видел все это. Она была очень тонкой личностью.
Я знал, что спорить не имеет смысла, но очень разозлился на него за то,
– Как и ты, - спокойно произнес дон Хуан.
– Но это - не важно. Значение имеет лишь то, что ты ее повсюду искал. Это делает ее особым человеком в твоей жизни. А для особых людей у нас должны быть только хорошие слова.
Я был подавлен. Глубокая печаль начала охватывать меня.
– Что ты со мной делаешь, дон Хуан?
– спросил я.
– Тебе каждый раз удается вогнать меня в печаль. Почему?
– А сейчас ты потворствуешь своей сентиментальности, - с укором сказал он.
– Но в чем тут дело, дон Хуан?
– Дело в доступности, - провозгласил он.
– Я напомнил тебе о той девушке только затем, чтобы непосредственно показать то, чего не смог показать посредством ветра. Ты потерял ее, потому что был доступен; ты всегда находился в пределах ее досягаемости, и твоя жизнь была подчинена строгому распорядку.
– Нет!
– возразил я.
– Ты не прав. В моей жизни никогда не было распорядка.
– Был и есть, - с догматической убежденностью заявил он.
– Это - распорядок необычный, поэтому складывается впечатление, что его нет. Но я уверяю тебя, он есть.
Я собрался было надуться и погрузиться в мрачное расположение духа, но что-то в его глазах не давало мне покоя, его взгляд словно бы все время куда-то меня подталкивал.
– Искусство охотника заключается в том, чтобы сделаться недостижимым, - сказал дон Хуан.
– В случае с белокурой девушкой это означало бы, что ты должен был стать охотником и встречаться с ней осторожно, бережно. А не так, как ты это делал. Ты оставался с ней изо дня в день до тех пор, пока не истощились все чувства, кроме одного - скуки. Верно?
Я не ответил. Да ответа и не требовалось. Он был прав.
– Быть недостижимым - значит бережно прикасаться к окружающему миру. Съесть не пять перепелов, а одного. Не калечить растения лишь для того, чтобы сделать жаровню. Не подставляться без необходимости силе ветра. Не пользоваться людьми, не выжимать из них все до последней капли, особенно из тех, кого любишь.
– Но я никогда никем не пользовался, - вставил я.
Но дон Хуан сказал, что пользовался, и потому теперь могу только тупо твердить, что устал от них и что они нагоняют на меня тоску.
– Быть недоступным - значит сознательно избегать истощения, бережно относясь и к себе, и к другим, - продолжал он.
– Это значит, что ты не поддаешься голоду и отчаянию, как несчастный дегенерат, который боится,
Дон Хуан определенно бил ниже пояса. Я засмеялся, и это, похоже, ему понравилось. Он слегка дотронулся до моей спины.
– Охотник знает, что в его ловушки еще не раз попадет дичь, поэтому он не беспокоится. Беспокойство неизбежно делает человека доступным, он непроизвольно раскрывается. Тревога заставляет его в отчаянии цепляться за что попало, а зацепившись, ты уже обязан истощить либо себя, либо то, за что зацепился.
Я сказал, что в моей жизни быть недостижимым невозможно, потому что мне постоянно приходится иметь дело с множеством людей и быть в пределах досягаемости каждого из них.
– Я уже тебе говорил, - спокойно продолжал дон Хуан, - что быть недостижимым - вовсе не означает прятаться или скрытничать. И не означает, что нельзя иметь дело с людьми. Охотник обращается со своим миром очень осторожно и нежно, и не важно, мир ли это вещей, растений, животных, людей или мир силы. Охотник находится в очень тесном контакте со своим миром и, тем не менее, он для этого мира недоступен.
– Но тут у тебя явное противоречие, - возразил я.
– Невозможно быть недоступным для мира, в котором находишься постоянно, час за часом, день за днем.
– Ты не понял, - терпеливо объяснил дон Хуан.
– Он недоступен потому, что не выжимает из своего мира все до последней капли. Он слегка касается его, оставаясь в нем ровно столько, сколько необходимо, и затем быстро уходит, не оставляя никаких следов.
Глава 8. Разрушение распорядков
Воскресенье, 16 июля 1961
Все утро мы наблюдали за грызунами, похожими на жирных белок. Дон Хуан называл их водяными крысами. Он рассказывал, что, спасаясь от опасности, эти животные могут развивать огромную скорость. Но у них есть пагубная привычка: стоит животному оторваться от погони, независимо от того, кто его преследует, как оно останавливается, а иногда даже взбирается на камень и садится на задние лапки, чтобы осмотреться и почиститься.
– У них исключительное зрение, - сказал дон Хуан.
– Двигаться можно, только пока животное бежит. Поэтому ты должен научиться предугадывать момент, в который оно остановится, чтобы тоже остановиться и замереть в неподвижности.
Я полностью погрузился в наблюдение за животными, устроив себе то, что охотники называют «днем в поле», так много я выследил этих грызунов. В конце концов я научился предвидеть практически каждое их движение.
Потом дон Хуан научил меня делать ловушки. Он объяснил, что время у охотника уходит в основном на то, чтобы выследить места кормежки грызунов или их обитания. Зная это, он может за ночь соответствующим образом расставить ловушки. А на следующий день ему останется только спугнуть зверьков, и они со всех ног бросятся прямо в западню.