Собрание сочинений [Том 1]
Шрифт:
Вскоре я оправился от первоначального потрясения, и моя способность к наблюдению возросла. На крыше здания я заметил четыре громадных бутафорских колонны, необыкновенно простых по форме: длинные грациозные выступы, достигавшие этого невероятного желтого неба. Эти перевернутые колонны показались мне воплощением красоты. От чувства эстетического наслаждения у меня перехватило дыхание.
Колонны казались цельными. Я не мог понять, как они сделаны. Две передние колонны соединялись тонкой перекладиной, длинной полосой, которая, как я подумал, может служить
Гигантская девица заставила меня скользнуть на спине в это сооружение. Крыша была черной и плоской, она была покрыта симметричными дырками, которые пропускали желтоватый свет неба, образуя очень сложный рисунок. Я был поражен совершенной красотой и простотой, которая достигалась за счет этих точек желтого неба, видных сквозь точные дырки в крыше, а также рисунком тени, которые они создавали на этом великолепном сборном полу. Структура была квадратной, и. помимо ее выдающейся красоты, все было непонятно мне.
Мое состояние экзальтации было таким интенсивным, что на мгновение мне захотелось заплакать или остаться здесь навсегда. Но какая-то сила, нечто непреодолимое, начало тащить меня. Внезапно я оказался вне структуры, все еще лежа на спине. Гигантская девица была тут, но тут же находилось и другое существо - женщина, такая большая, что достигала неба, и головой была на уровне солнца. По сравнению с ней гигантская девица была маленькой девочкой. Большая женщина была сердита. Она ухватила сооружение за одну из колонн, подняла его, перевернула и поставила на пол. Это был стул!
Это соображение явилось как бы катализатором. Оно выпустило какие-то другие захлестывающие восприятия. Я прошел через серию картин, которые были разъединены, но могли быть приведены в порядок. Последовательными вспышками я увидел или понял, что непостижимый в своем великолепии пол был соломенной циновкой, желтое небо - потолком комнаты, солнце - электрической лампочкой, а сооружение, столь поразившее мое воображение - стулом, который ребенок перевернул вверх ногами, чтобы поиграть в домик.
Передо мной мелькнуло еще одно последовательное и осмысленное видение другого загадочного архитектурного сооружения монументальных размеров. Оно стояло само по себе. Оно было похоже на раковину улитки, которая стоит вверх хвостом. Стены ее были сделаны из выпуклых и вогнутых плиток какого-то странного материала. Каждая плитка имела бороздки, которые были скорее функциональными, чем просто украшениями.
Я пристально рассмотрел сооружение и обнаружил, что оно было, как и в предыдущем случае, совершенно необъяснимым. Я ожидал, что внезапно настрою свое восприятие, чтобы раскрыть истинную природу сооружения. Ничего подобного не произошло. Затем у меня последовал ряд перепутанных и необъяснимых «осознаний» или «находок» о сооружении и его функции, которые не имели смысла, поскольку мне не с чем было его сравнивать.
Внезапно ко мне полностью вернулось мое обычное осознание. Дон Хуан и дон Хенаро были рядом со мной. Я устал. Я взглянул на свои часы - их не было. Дон Хуан и дон Хенаро прыснули
Я повернулся к дону Хенаро, и он сказал шутя, что самая важная рекомендация состояла в том, что мне следует научиться писать пальцем, чтобы сэкономить карандаши и показать себя.
Они еще некоторое время дразнили меня моими заметками, а затем я пошел спать.
Когда я проснулся на следующий день, дон Хуан и дон Хенаро выслушали детали сделанного мною по просьбе дона Хуана отчета о моем опыте.
– Хенаро чувствует, что на этот раз с тебя достаточно, - сказал дон Хуан, когда я закончил свой рассказ.
Дон Хенаро отозвался кивком.
– Какое значение имеет то, что я испытал прошлой ночью?
– Ты бросил взгляд на важнейшую проблему магии, - сказал дон Хуан.
– Прошлой ночью ты заглянул в целостность самого себя. Но это, конечно, бессмысленное заявление для тебя в настоящий момент. Прибытие к целостности самого себя, очевидно, не является делом собственного решения или согласия, или собственного желания учиться. Хенаро считает, что твоему телу нужно время для того, чтобы шепот нагваля погрузился в него.
Дон Хенаро опять кивнул.
– Массу времени, - сказал он, качая головой.
– Двадцать или тридцать лет, может быть.
Я не знал, как реагировать и взглянул на дона Хуана в поисках объяснений. Оба они казались серьезными.
– У меня действительно есть двадцать или тридцать лет?
– спросил я.
– Конечно, нет!
– закричал дон Хенаро, и они оба расхохотались.
Дон Хуан сказал, что мне следует вернуться, как только мне подскажет это внутренний голос и что до тех пор я должен «смонтировать» все те внушения, которые они делали, пока я был расщеплен.
– Как я могу это сделать?
– спросил я.
– Выключая свой внутренний диалог и позволяя чему-то в себе вытекать и расширяться, - сказал дон Хуан.
– Это что-то - твое восприятие, и не пытайся разобраться, что я имею в виду. Просто позволь шепоту нагваля вести себя.
Затем он сказал, что прошлой ночью у меня было два набора совершенно различных взглядов. Один был необъяснимым, другой - совершенно естественным, и последовательность, в которой они проходили, указывает на условие, свойственное всем нам.
– Один взгляд был нагваль, другой - тональ, - добавил дон Хенаро.
Я захотел, чтобы он прокомментировал свое заявление. Он посмотрел на меня и похлопал по спине.
Дон Хуан вмешался и сказал, что первые два моих переживания были связаны с нагвалем, и что дон Хенаро выбрал дерево и землю как отправные точки. Другие два были видами тоналя, которые выбрал он сам. Одно из них было моим восприятием мира как ребенка.
– Он показался тебе чужим миром, потому что твое восприятие еще не было отшлифовано настолько, чтобы перетекать в желаемые формы, - сказал он.