Собрание сочинений (Том 2)

Алексеев Сергей Трофимович

– Боцманом!
– выкрикнул кто-то.
– Раз он до порядка такой охочий, боцманом, значит, ему и быть.

– Дура!
– вскипел Наливайко.
– Ты подковырку в карман убери. За Ленина душу пущу по свету.

– Так ему!

– Верно!

– Стойте, братишки, да я же без злобы, - едва отбился оплошавший матрос.
– Я и сам хоть кому шею сверну за товарища Ленина.

Продолжают балтийцы спор.

– Ленину быть комендором, - заявили Хохлов и Зига.

– Торпедистом, - шумят торпедисты.

–

Минёром, минёром!
– кричат минёры.
– Кто под буржуев мину подвёл? А? Пиши в минёры товарища Ленина.

С разных сторон летят предложения.

– Да не кричите вы! Стойте вы! Тише!
– перекричали других машинисты.
– Что на судне главнейшее? Котлы и турбины. Без них корабль что телега без четырёх колёс. В механиках первой статьи - вот где место Ульянова-Ленина.

Спорят матросы.

Каждый стоит на своём. Каждому хочется, если такое случится, что Ленин придёт на флот, к Ленину быть поближе.

Здесь же стоит и Нюта. Тоже о Ленине думает. Повернулись матросы к ней.

– А ну, разреши-ка наш спор, братишка.

– Верно, как скажет дитё, так, стало, на этом быть.

Притихли матросы, ждут, что же ответит им девочка.

Не ожидала такого Нюта, смутилась.

– Да ты не тяни!..

"Канониром, минёром, механиком", - кем же действительно Ленину быть? Не знает Нюта, что же ответить.

– Пусть остаётся Лениным, - тихонько сказала девочка.

Рассмеялись матросы.

– А что же, пожалуй, решила вернее всех!

ОГОНЬ, ЗАКЛЮЧЁННЫЙ В КРУГ

– Это ты верно сказал, братишка, - хвалил вечером Виров Нюту.
– Ленин у нас один. На самом правильном месте. Я-то не зря молчал.

Стоят Нюта и Виров на носу "Гавриила". Смотрит Нюта на воду, на Финский залив. Другие корабли стоят на Кронштадтском рейде. Сторожевые суда "Горностай" и "Куница", подводные лодки "Пантера" и "Рысь", крейсер "Олег". А вот и линейный корабль "Петропавловск". Занял полморя, занял полнеба. Пушками вдаль глядит.

– "Если бы Ленин служил на флоте"...
– усмехнулся матрос.
– Эка какую придумать штуку. Оно хоть и просто так, для забавы. А всё же прикинь, откуда такое идёт? Любят матросы Ленина. Отсюда идёт. Хотя бы вот я, к примеру. Да я за товарища Ленина...

В море садится солнце. Большое-большое, яркое-яркое. Огонь, заключённый в круг. Чуть страшно Анюте. А вдруг закипит от такого море?

– Да, второго такого нет, - как бы сам с собой рассуждает Виров.
– К нему, братишка, валом валит Россия. Малое горе, большое горе - каждый к нему идёт. Хотя бы вот я, к примеру. Чуть что - возьму и пойду. Мол, Владимир Ильич, такое-то вышло дело. Слушает, даёт совет. А в конце: "Держитесь, товарищ Виров"...

Совсем размечтался матрос. Волна о борта ударяет. Звёзды кольнули небо.

– А наш комиссар Лепёшкин? Такой, братишка, не подведёт. Дружки мы с Лепёшкиным, - говорил доверительно Виров.
– С "Петропавловска" вместе. Он сюда комиссаром.

Ну и, как видишь, Виров сюда. Самостоятельный наш комиссар мужчина.

Матрос замолчал. Холодок пробежал по палубе. Где-то в Кронштадте ударил колокол. Озябла, прижалась к матросу Нюта.

– Да, время смотри какое! Прав Лепёшкин, богатырский у нас народ. Человеки! Начинай с "Гавриила". Возьми Наливайку, возьми Иванова. Из Китая приехал Ли. И ему не чужа Россия... Вот что значит товарищ Ленин, закончил матрос.

Коротки весной на Балтике ночи. Стал розоветь восток. Словно птица в гнезде, шевельнулась прозябшая Нюта.

– Да ты что же - всё здесь? Ты что же не спишь, братишка? набросился Виров.

Над Кронштадтом всходило солнце. Огонь, заключённый в круг.

ЯБЛОЧКО

Раздувает гармонь мехи. Матросы на палубе пляшут.

– Вирова в круг!..

– Вирова в круг!

Вышел Виров в матросский круг. Замер, прислушался к такту. Для пробы левой, правой ногой притопнул. Хлопнул в ладоши над головой, по груди, по коленкам хлопнул. Сдвинулся с места и вдруг...

Эх, яблочко, куда ты котишься...

Виров начал матросский пляс. Как шатуны в паровой машине, заходили матросские ноги. Дятлом клюнули в палубу каблуки и тут же ударили по доскам градом.

Разметались, как косы, ленты, разлетелись, как крылья, ноги. Руки легли на грудь. Виров пошёл вприсядку.

Эх, яблочко, куда ты котишься...

Волчком закружился матрос. Каруселью прошёл по палубе. Словно в бубны бьют моряки в ладоши. Гармонь торопясь задыхается.

Любуется Нюта балтийцем. Ноги сами собой от земли отрываются. Смотрит Нюта на новые башмачки: кто же ей подарил такие? Вот бы в таких да самой бы в такой же пляс!

– А ну, выходи!
– закричали матросы.

– "Барыню", "Барыню"!

– Выдай цыганочку!

Только зачем же Нюте теперь цыганочка, не нужна ей и "Барыня". Нюте по сердцу матросский пляс.

Хотела Нюта, как Виров, вприсядку. Сжалась пружиной. Секунда - и выбьет лихой перепляс. И вдруг качнулась, не удержалась на месте Нюта. Растянулась на палубе впласт. Бескозырка слетела. Ворот загнулся. Затылок о доски - стук. Шишка в пятак красуется.

Подбежали матросы.

– Я сама, - отстраняет их Нюта. Вскочила на ноги, гармонисту кивает: не жди, играй!

Запела гармонь переборами. А ну, не плошай, Анюта! Да только присядка - нелёгкий танец. Снова упала девочка. Рядом со старой - новая шишка, новый вскочил пятак. Опять поднимается Нюта. Снова лезет в матросский круг.

Переглянулись матросы.

– Ух ты, упорная девочка!

– Флотский, смотри, замах!

Однако тут появился Ванюта.

– А ну расходись.

– Как так, Семён Захарыч?
– полезли матросы.

– Расходись, - повторил Ванюта.
– Время военное. Какие тут игры, какие тут пляски. Где дисциплина? Забыли, что Ленин на съезде сказал?