Собрание сочинений Том 3
Шрифт:
Бенни и Ничипоренко шли по этому месту, вовсе не зная его репутации, и ни в одном из них не было столько опытности, чтобы по характеру местности сделать приблизительно верное заключение о характере лиц и сцен, которые всего легче можно здесь встретить. Они шли теперь посреди сгущающейся вокруг их тьмы, разговаривая о народе, о котором Ничипоренко «знал все» и говорил о нем с большою самоуверенностию тогдашних народоведцев.
Бенни с чисто детскою пытливостию хотел объяснений, отчего все эти люди давали на церковь, когда он был наслышан, что церковь в России
— Да как же ничего не значит? — пытало бедное дитя, еще не привыкшее нахально игнорировать возникающие вопросы святого сомнения.
— Да так, ничего не значит. Народ знает, что это, может быть, шпион.
— Кто же шпион?
— А вот этот старик, что на церковь просил.
— В таком случае, зачем же вы ему не дали?Ведь это могло обратить на вас его внимание.
— Ну, так, — очень нужно деньги тратить!
Бенни посмотрел в глаза своему ментору сколько мог пристальнее сквозь сумеречный мрак и сказал:
— Да как же не нужно?
— А разумеется, не нужно.
— Да ведь мы же должны дорожить, чтобы на нас тени подозрения не падало!
— Да оно и не падало бы, если бы вы не сунулись с своим рублем, — отвечал Ничипоренко, внезапно почувствовавший за собою силу положения.
— Это вы все испортили, — продолжал он, развивая свою мысль, — вас и назвали сейчас же от этого графом. Граф! Bon soir, [46] ваше сиятельство!
46
Добрый вечер (франц.).
Ничипоренко снял шляпу и захохотал.
— Да, но и вас, однако, тоже назвали дворецким, — кротко отвечал Бенни.
— Дворецким? да дворецким-то ничего, но не аристократом, не графом.
Бенни чувствовал, что Ничипоренко как будто врет что-то без толку, но, припоминая, что ему было наговорено о народе, невольно допускал, что, может быть, и вправду он всему виноват, что он наглупил своим рублем и выдал себя этим поступком за такого человека, видя которого народ перестает быть искренним и начинает хитрить.
— Согласны вы со мною? — допрашивал его Ничипоренко.
— Да, может быть, вы и правы, — отвечал введенный в сомнение Бенни.
— Не может быть, а это так и есть, — отозвался, возвышая голос, Ничипоренко. — Да, это именно так есть; а зачем он, по-вашему, запел эту песню?
— Какую?
— Да вот эту: «белый-то и православный»?
Бенни полагал, что это из оперы «Жизнь за царя», но Ничипоренко это осмеял и разъяснил дело иначе.
— Он охмелел и пел сам не знал что, — отвечал Бенни.
Ничипоренко расхохотался.
— Не знал что! — повторил он и опять расхохотался. — Да, много вы, должно быть, наделаете, если так будете понимать. Эх вы, Англия, Англия, мореплаватели! А знаете ли вы, что
— Но как же его слушать и видеть так, чтобы оннас не видел? — спросила Англия, находя в самом деле некоторый, даже весьма немалый смысл в этом замечании.
— А это надо искать, надо ждать для этого случая… Их, таких случаев, очень много, и надо только не упускать их.
— Анафема! шейгиц * …только обдирать народ знают! — послышалось вдруг в это время недалеко от них, в стороне.
«Предприниматели» вздрогнули и остановились. Кругом их уже была темная ночь: вдали то затихал, то снова раскатывался грохот разъезжавшегося по домам города; на небе изредка проскакивали чуть заметные звезды; на длинном, пустом, по-видимому, взвозе не было заметно ни души живой.
Но вот опять из темноты раздается:
— А рупь-то серебром узял. Зачем же ты рупь серебром узял? Узял, да и по шее — а? Есть разве теперь тебе такая правила, чтобы за свои деньги хрестьян бить по шее — а? Ты думаешь, что хрестьяне ничего. Ты куру с маслом ешь, а хрестьянину не надо ничего?..
Ничипоренко дернул Бенни за руку и прошептал: «тс-с-с!»
— А если хрестьянин за это тебе, собаке, голову долой — а? Секим башка долой — а? — произнес азартно, возвышаясь в это время, очевидно пьяный голос. — Ты думаешь, что тебе век куру с маслом есть!.. А я теперь, может, и сам хочу куру с маслом есть!
— Идем! — воскликнул Ничипоренко, порывая Бенни по тому направлению, откуда слышался голос.
— Вы слышите: он, должно быть, хмелен, и вот увидите, этот ничего не скроет, — он черт знает как проврется! а мы такого человека должны сберечь.
Бенни с этим согласился.
Они шли почти ощупью, потому что под прямым откосом прорезанного в горе взвоза было еще темнее, чем где-либо, а дорогого человека, который мог провраться и которого надо было спасти, не находили.
Но дорогой человек им сам объявился.
— Что? — заговорил он снова в пяти шагах от них. — Что тебе медаль на грудь нацепили, так ты и грабить можешь… — а? Да я сам бляху-то куда хочешь себе подцеплю!
Ничипоренко и Бенни бросились на этот голос, как перепела на вабило.
Глава шестнадцатая
Подоспев на голос роптавшего впотьмах незнакомца. Бенни и Ничипоренко разглядели мужика, который стоял, упершись обеими ладонями в срезанную стену довольно высокого земляного откоса, и, изогнув на бок голову, косился на что-то через правое плечо. Он был пьян до такой степени, что едва стоял на ногах, и, вероятно, ничего не видел.