Собрание сочинений Том 9
Шрифт:
— Это арестовано!
Гостья сначала вздрогнула, но мгновенный испуг сейчас же пропал и уступил место другому чувству. Она осветилась радостью и тихо произнесла:
— Valerian! Где был ты? Боже!
— Я? Как всегда: везде и нигде. Впрочем, теперь я прямо с неба, для того чтобы убрать к себе вот этот мешочек земной грязи.
Дама хотела ему что-то сказать, но он показал ей пальцем на закрытую дверь смежной комнаты, взял у нее из рук мешок и, вынув оттуда все деньги, положил их себе в карман.
Гостья всего этого точно не замечала. Глядя на нее приходилось бы думать, что такое обхождение
— О, если бы ты знал!.. Если бы ты знал, как я истерзалась! Я не видала тебя трое суток!.. Они мне показались за вечность!
— А-а! что делать? Я этих деньков тоже не скоро забуду! Куда только я ни метался, чтобы достать эту глупую тысячу рублей! Нет, теперь я убежден, что самое верное средство брать со всех деньги, это посвятить себя благодетельствованию бедных! Еще милость господня, что есть на земле дураки вроде oncle Zacharie. [43]
43
Дяди Захара (франц.).
— Оставь о нем!
— Э, нет! Я благодарен: он уже во второй раз дает нам передышку.
— Но не доведи себя до этого, мой милый, в третий.
— Если я так же глупо проиграюсь еще раз, то я удавлюсь.
— Какой вздор ты говоришь!
— Отчего же? Это, говорят, очень приятная смерть. Что-то вроде чего-то… Смотрите, вот у меня про всякий случай при себе в кармане и сахарная бечевка. Я пробовал: она выдержит.
— О боже! Что ты говоришь! — и, понизив голос, она прошептала: — Avancez une chaise!.. [44]
44
Подвиньте стул! (франц.).
Молодой человек сделал комическую гримасу и опять молча показал на завешенную дверь.
Дама сморщила брови и спросила шепотом:
— Что?
Молодой человек приложил ко рту ладони и ответил в трубку:
— Maman здесь подслушивает!
— И все это неправда! Ты очень часто клевещешь на свою мать!
Валериан перекрестился и тихо уверил:
— Ей-богу, правда: она всегда подслушивает.
— Как тебе не стыдно!
— Нет, напротив, мне за нее очень стыдно, но я ее и не осуждаю, а только предупреждаю других. Я знаю, что она делает это из отличных побуждений… Святые чувства матери…
— Approchez-vous de moi, [45] милый!
— Значит, вы не верите, что она слышит?.. Ну, я ее сейчас кликну…
— Пожалуйста, без этих опытов!
— Лучше поезжайте скорее домой, и через двадцать минут…
— Ты будешь?
Он согласно кивнул головой.
Она сжала его руку и спросила:
— Это не ложь?
— Это правда, но не надо царапать ногтями мою руку.
— Когда же я не могу!
— Пустяки!
45
Приблизьтесь
— Поцелуй меня хоть один раз!
— Еще что!
— Но отчего же!
— Ну, хорошо!
Молодой человек поцеловал ее и встал с места: он очень хотел бы, чтобы его дама сейчас же встала и ушла, но она не поднималась и еще что-то шептала. Ее дальнейшее присутствие здесь было ему мучительно, и это выразилось на его искаженном злостью лице. И зато он взял ее руку и, приложив ее к своим губам, сказал:
— Lilas de perse [46] — это мило: я люблю этот запах!
46
Персидская сирень (франц.).
Дама вспрыгнула и, сжав рукой лоб, покачнулась.
— Что с вами? — спросил ее Валериан. — Спешите на воздух!
Она взглянула на него исподлобья и прошипела:
— Это низко!.. это подло!.. это бесчестно!.. После того когда я тебе это откровенно объяснила… ты не имеешь права… не имеешь пра… ва… пра… ва…
— Бога ради только без истерики!.. Вам нужно скорее на воздух!
— Воздух… пустяки… Я все это должна была выполнить…
— Ну да… и выполнила… Поезжай скорей домой, и все будет прекрасно.
При этом обрадовании она опять взяла его руку и прошептала:
— Ну да… О, боже! Но если ж я тебе уже все рассказала, для чего это так было нужно, то для чего ж говорить: «lilas de perse»! Ведь это низко!.. Я всем скажу… вот именно… как это низко… А я отсюда не уйду…
— Да, да! Пожалуйста останьтесь: maman сейчас придет.
И он встал с места, но она его удержала.
— Я верно схожу с ума! — произнесла она, приложив к бьющимся вискам тыльную сторону своих стынущих пальцев, и повторила: — Помогите! Я, право, схожу с ума!
Валериан испугался страдальческого выражения ее лица и начал ее крестить. Она с негодованием его оттолкнула и прошептала:
— Креститель!
— Что ж тебе надо?
— Мне? Унижения и новых обид! Мне нужно, чтобы ты был со мною!
— Но я же с тобою!
— О-о, конечно, не здесь!
— Ну и поезжай скорее домой, и я сейчас буду, и там падай, как хочешь.
— Как я хочу… Меня стоит убить!..
Она хотела сказать что-то еще, но вместо того поцеловала его руку, а он, с своей стороны, нагнулся к ней и прикоснулся губами к вьющейся на ее шее косичке.
Искаженное лицо женщины озарилось румянцем чувственного экстаза, и она поспешно закрыла себя вуалью и вышла. По ее щекам текли крупные, истерические слезы, и ее глаза померкли, а губы и нос покраснели и выпятились, и все лицо стало напоминать вытянутую морду ошалевшей от страсти собаки.
Она догадалась, что она гадка, и закрылась вуалем.
Когда она проходила мимо швейцара, тот молча подал ей, хранившееся у него за обшлагом ливреи, письмо с адресом «живчика», а она бросила ему трехрублевый билет и села в сани, тронув молча кучера пальцем.