Собрание сочинений в 10-ти томах. Том 10
Шрифт:
– «...В силу приказов и полномочий, данных нам, делегатам, Комитетом общественного спасения...»
Снова раздалась барабанная дробь. Глашатай продолжал:
– «...и во исполнение декрета, изданного Конвентом и объявляющего вне закона всех мятежников, захваченных с оружием в руках, и карающего высшею мерой всякого, кто укрывает мятежников или способствует их побегу...»
Какой-то крестьянин вполголоса спросил соседа:
– Что это такое: высшая мера?
И сосед
– Не знаю!
Глашатай взмахнул бумагой и продолжал:
– «...Согласно статье семнадцатой закона от тридцатого апреля, облекающего неограниченной властью делегатов и их помощников, борющихся с мятежниками, объявляются вне закона...»
Он выдержал паузу и продолжал:
– «...лица, имена и клички коих приводятся ниже...»
Все прислушались.
Голос глашатая гремел теперь как гром:
– «...Лантенак, разбойник».
– Да это наш сеньор, - прошептал кто-то из крестьян.
И по толпе прошел шопот:
– Наш сеньор!
Глашатай продолжал:
– «...Лантенак, бывший маркиз, разбойник. Иманус, разбойник».
Двое крестьян исподтишка переглянулись.
– Гуж-ле-Брюан.
– Да, это Синебой.
Глашатай читал дальше:
– «Гран-Франкер, разбойник...»
Снова раздался шопот:
– Священник.
– Да, господин аббат Тюрмо.
– Приход его тут недалеко, около Шапеля; он священник.
– И разбойник, - добавил какой-то человек в колпаке.
А глашатай читал:
– «Буануво, разбойник. Два брата Деревянные Копья, разбойники. Узар, разбойник...»
– Это господин де Келен, - пояснил какой-то крестьянин.
– «Панье, разбойник...»
– Это господин Сефер.
– «...Плас-Нетт, разбойник...»
– Это господин Жамуа.
Глашатай продолжал чтение, не обращая внимания на комментарии слушателей.
– «...Гинуазо, разбойник. Шатенэ, кличка Роби, разбойник...»
Какой-то крестьянин шепнул другому:
– Гинуазо - еще его зовут «Белобрысый», а Шатенэ из Сент-Уэна.
– «...Уанар, разбойник», - выкрикивал глашатай.
В толпе зашумели.
– Он из Рюйе.
– Правильно, это Золотая Ветка.
– У него еще брата убили при Понторсоне.
– Того звали Уанар-Малоньер.
– Хороший был парень, всего девятнадцать минуло.
– А ну, тише!
– крикнул глашатай.
– Скоро уж конец. «Бельвинь, разбойник. Ла Мюзет, разбойник. Круши-всех, разбойник. Любовинка, разбойник».
Какой-то парень подтолкнул девушку локтем под бок. Девушка улыбнулась.
Глашатай заканчивал список:
– «Зяблик, разбойник. Кот, разбойник...»
Крестьянин в толпе пояснил:
– Это Мулар.
– «...Табуз,
Другой добавил:
– А это Гоффр.
– Их, Гоффров, двое, - заметила женщина.
– Два сапога пара, - буркнул ей в ответ парень.
Глашатай тряхнул бумагой, а барабанщик пробил дробь.
Глашатай продолжал:
– «...Где бы ни были обнаружены все вышепоименованные, после установления их личности, они будут немедленно преданы смертной казни...»
По толпе снова прошло движение.
А глашатай дочитал последние строки:
– «...Всякий, кто предоставит им убежище или поможет их бегству, будет предан военнополевому суду и приговорен к смертной казни. Подписано...»
Толпа затаила дыхание.
– «...подписано: делегат Комитета общественного спасения Симурдэн».
– Священник, - сказал кто-то из крестьян.
– Бывший кюре из Паринье, - подтвердил другой.
А какой-то буржуа заметил:
– Вот вам, пожалуйста, Тюрмо и Симурдэн. Белый священник и синий священник.
– Оба черные, - сказал другой буржуа.
Мэр, стоявший на балкончике, приподнял шляпу и прокричал:
– Да здравствует республика!
Барабанная дробь известила слушателей, что чтение еще не окончено. И в самом деле, глашатай поднял руку.
– Внимание, - крикнул он.
– Вот еще последние четыре строчки правительственного объявления. Подписаны они командиром экспедиционного отряда Северного побережья, то есть командиром Говэном.
– Слушайте!
– пронеслось по толпе.
И глашатай прочел:
– «...Под страхом смертной казни...»
Толпа притихла.
– «...запрещается оказывать согласно вышеприведенному приказу содействие и помощь девятнадцати вышепоименованным мятежникам, которые в настоящее время захвачены и осаждены в башне Тург».
– Как?
– раздался голос.
То был женский голос. Голос матери.
III. Крестьяне ропщут
Мишель Флешар смешалась с толпой. Она не слушала глашатая, но иногда и не слушая слышишь. Она услыхала слово: «Тург» - и встрепенулась.
– Как?
– спросила она.
– В Турге?
На нее оглянулись. Вид у нее был растерянный. Она была в рубище. Кто-то охнул:
– Вот уж и впрямь разбойница.
Какая-то крестьянка, державшая в руке корзину с лепешками из гречневой муки, подошла к Мишели и шепнула:
– Замолчите.
Мишель Флешар растерянно взглянула на крестьянку. Она опять ничего не поняла. Слово «Тург» молнией озарило ее сознание, и вновь все заволоклось мраком. Разве она не имеет права спросить? И почему все на нее так уставились?