Собрание сочинений в 10 томах. Том 10: Атлас Гурагона; Бронзовая улыбка; Корона Гималаев
Шрифт:
Иногда на иконах рая Сукхавати будду и бодисатв сопровождают музыканты и прекрасные танцовщицы. Вообще рай часто условно изображается в виде чудесных, летающих в небе музыкальных инструментов, которые «некасаемые сами звучат». В прекрасных синих озерах, поросших огромными розоватыми лотосами, покоятся праведные души. Над зеркальной водой пролетают пестрые птицы. Вот как говорят о рае сутры:
«В стране совершенного блаженства есть семь драгоценных прудов, наполненных водой восьми заслуг… В пруду лотосы с большое колесо, благоухающие тонким ароматом. В стране совершенного блаженства, в чистой земле Будды есть всевозможные красивые птицы разных цветов — домашние и дикие гуси, цапли, аисты, журавли, павлины,
Как это удивительно по-китайски! Дело не только в том, что китайские чиновники хотят дать задавленному нуждой тибетскому ремесленнику и монгольскому арату надежду на лучшую жизнь. Это и так одна из основных, пусть не всегда осознанных, целей ламаизма.
Постепенное проникновение культа Амитабы в Тибет проливает свет на конечные цели пекинского правительства. Цели эти вполне конкретны и ясны. Далай-лама и другие иерархи, безусловно, понимают, что Китай стремится к полному присоединению Тибета. Для этого используются все средства: искусственная изоляция страны от внешнего мира, дублирование всех ключевых постов китайскими чиновниками, военное и политическое давление. Но, только хорошо зная тонкости буддийского культа в Китае и Тибете, можно понять, что ту же цель преследует и постепенное внедрение культа Амитабы. На первый взгляд, ничто не может вызвать здесь тревоги у Лхасы. Амитаба хотя и не главное, но все же исключительно почитаемое здесь божество. Он является духовным отцом Авалокитешвары-бодисатвы, «перерожденцами» которого считаются далай-ламы. Поэтому даже если главное божество китайцев и расширит свое влияние, из этого еще не вытекает, что Китай сделается центром религиозной догматики. Далай-лама все равно останется духовным владыкой ламаитов, будь то тибетцы, непальцы или китайцы. Операция задумана куда более тонко. Дело в том, что культ Авалокитешвары (по-китайски Гуань-инь) и в китайском буддизме занимает очень важное место. Более того, на китайской почве Гуань-инь превращается в женское божество и становится богиней милосердия. Многочисленные иконы, которые китайцы жертвуют в тибетские монастыри, позволяют проследить все этапы такого превращения. И в нем вся суть тайной религиозной диверсии. Превратив Авалокитешвару, душа которого воплощается в тибетских первосвященников, в женское божество, пекинские политики надеются подорвать сами основы власти далай-ламы!
Но понимают ли это в Лхасе?
И не в этом ли заключается самая сокровенная тайна китайцев, которые так ревниво оберегают Тибет?
Цыбиков записывал священные легенды, просматривал древние летописи, а Цэрен тайно фотографировал монастыри, предметы культа и быта. Весь этот чрезвычайно интересный этнографический материал, безусловно, окупал все трудности тайной поездки. Но постепенно, как бы помимо всего, ему становились понятны истинные тайны этой страны. Они касались не столько религии, сколько политики, и охранялись куда строже, чем самые священные реликвии.
Гумбум поразил Цыбикова своей запущенностью и нечистоплотностью. Нечистоты выбрасывались здесь прямо на улицу. Гигиену поддерживали только стаи бродячих собак и крестьяне с огромными плетеными корзинами за спиной. В эти корзины они подбирали всевозможные отбросы, чтобы хоть как-нибудь удобрить год от года тощающую землю. Бережно собирается здесь и навоз, который высушивается и идет на топливо. Этот навоз усердно подбирают и сами ламы, чтобы топить печи под нарами и на кухне. Только очень зажиточные люди могут позволить себе топить мелким кустарником, который стоит дорого.
Гумбум расположен на стыке караванных путей между Монголией и Тибетом. Это центр всей местной торговли и опорный пункт ламаизма в Монголии. Все это наложило своеобразный отпечаток на жизнь монастыря и китайской слободы.
Именно отсюда ввозятся в Тибет китайские иконы и статуэтки. Благодаря особому положению Гумбума его посетили
Монахи живут в святом Гумбуме припеваючи. Может быть, поэтому монастырь и не отличается особой строгостью не только в нравственных, но и в религиозных вопросах. Многие монахи не умеют здесь даже читать. Вещь, конечно, неслыханная! Женщин свободно допускают в обитель и разрешают остаться на всю ночь. В кельях часто устраивают выпивки, не стесняются даже осквернять священные стены табачным дымом.
Получается, что чем больше святынь в монастыре, тем больше он собирает паломников, а следовательно, и приношений, и тем в большем небрежении оказывается нравственная и религиозная дисциплина. Лишь факультет чжюд еще как-то противостоит лени, невежеству и пороку, обуявшим Гумбум. Недаром там только двенадцать учеников. Одни они не побоялись строгой аскетической жизни, которую предписывает ламам устав Цзонхавы. Не устрашило их и то, что лишь первоначальное обучение на факультете длится свыше восьми лет. Таковы контрасты этой непостижимой страны.
За месяц Цыбиков хорошо изучил Гумбум и решил посетить другой знаменитый монастырь, Лабран, — один из немногих, которые могут присуждать высшие ученые степени. Он нанял проводников — китайских татар-саларов.
Эти подрядчики-монополисты установили твердую таксу за проезд до Лабрана: 3 лана 5 цинов серебра за каждые 150 китайских фунтов [63] веса. Причем учитывается не только вес вьюков, но и человека. Так что ему пришлось заплатить еще за 120 фунтов.
63
Около 88 килограммов.
Салары ходят между Гумбумом и Лабраном партиями в 5–6 человек с 10–12 мулами. Получив половинную плату вперед, они сажают путешественников верхом, а сами отправляются пешком. Ежедневно они проходят определенное расстояние и устраиваются на ночлег в одних и тех же постоялых дворах.
Наняв таких саларов, Цыбиков выехал из Гумбума 6 февраля.
В китайской деревне Дама его проводники взяли фитильные ружья на случай, если нападут тангуты-грабители. Магометанам разрешается носить оружие лишь на опасных участках пути. На следующем постоялом дворе они его оставили. Путь до Лабрана нетруден и занимает около недели.
Ехали по левому берегу реки по черной равнине, где в ямах и у валунов лежал снег. Видимо, здесь часто дуют сильные ветры.
У излуки дорога свернула к скалам. Здесь в Хуанхэ вливался горный поток. Незамерзающая вода яростно прыгала по камням, наращивая широкий галечный берег. Еще издали Цыбиков заметил человека, сидящего у самой воды.
Он подумал, что это какой-нибудь магометанин, по обычаю пришедший к реке с ковриком и четками, чтобы совершить утренний намаз.
Когда же подъехали ближе, стало ясно, что человек этот абсолютно гол. Он сидел на покрытой ледяной коркой гальке, и у ног его бушевала пена. И человек этот был жив, ибо легкие струйки пара уходили в небо от его обнаженного тела.
— Кто это? — спросил Цыбиков салара, державшего уздечку его лошака.
— Респ, — коротко ответил проводник. — Они часто приходят сюда.
Он уже слышал о респах — адептах высшего посвящения, достигших огромной силы самовнушения. Говорят, они голыми проводят целую ночь на морозе, воображая, будто изнывают от жары, и не замерзают. Это самые настоящие аскеты, вроде индийских йогов. Респы живут в пещерах, едят только овощи и болтушку из цзамбы, приготовленной из высокогорного ячменя грима.