Собрание сочинений в 10 томах. Том 5. Секта
Шрифт:
Между тем в просторечии лишенный фигуры «Печеночник», как знаменитый подпоручик Киже, обрел имя, став, притом без кавычек, Печенкиным. Мало того! Журналист из малопочтенной газетенки «Тело и Дело» даже присвоил ему воинское звание капитана. Почему не лейтенанта или, допустим, майора? Скорее всего, у выпускника журфака сохранились какие-то остатки общеобразовательных знаний. Иначе, чем литературной реминисценцией, появление «капитана Печенкина» — вспомним капитана Лебедкина, капитана Копейкина и иже с ними — объяснить невозможно.
Постепенно сексуальный маньяк начал обрастать биографической плотью. Почти достоверно стало известно, что он командовал ротой ВДВ в Чечне, но был контужен или травмирован лицезрением кошмарных зверств — тут версии слегка расходились, — вследствие
И пошло, поехало, как по накатанному. Рецидивист, на котором уже висело не одно убийство, сознался, что это именно он совершил преступление около МГУ. Выезд на место показал полную несостоятельность подобного самооговора, но, пока суд да дело, уголовник выиграл время, а следствие, соответственно, проиграло. Зато в Балашихе милиция выколотила признание у совершенно неповинного гражданина, потрошившего киоски на Нагорной улице, то есть на другом конце Москвы.
Все вместе взятое это настолько накалило атмосферу, что вынудило двух министров-силовиков пойти ва-банк. Один, от лица МВД, дал честное слово раскрыть все карты ко Дню Конституции. С тонкой улыбкой он намекнул на то, что преступник не только схвачен, но и уличен в содеянном, хотя фамилия его отнюдь не Печенкин, а совсем-совсем иная, огласить которую, по понятным причинам, еще не время. Что же касается второго, представлявшего параллельную, но так ослабленную реорганизациями службу, то он, солидаризовавшись с партнером, определил предельный срок концом текущего года. Это было связано с разработкой других подозреваемых по тому же делу.
Общественность, само собой, не поверила и, затаив злорадство, приготовилась к ожиданию. Чего именно? Пятого трупа, но никак не красной даты в календаре.
По этому поводу в «Куклах» разыграли забавный скетч, в котором фигурировали герои андерсеновской сказки про голого короля и хитроумных портняжек. Пока последние кроили невидимую материю, некто без лица и конечностей, но в капитанском мундире кромсал красных шапочек и белоснежек.
Под негодующий ропот и глумление мифической «четвертой власти», глухие раскаты державного гнева и львиный рык депутатов была образована межведомственная следственная бригада, первую скрипку в которой надлежало играть прокуратуре.
Запрет на демонстрацию по телевидению трех неопознанных тел — вопрос о Клавдии Калистратовой не стоял — был снят. По странной случайности появление на экране посмертной фотографии жертвы № 1 (возле МГУ) совпало с повторной публикацией (сразу в пяти газетах) следующего обращения:
16.02.95 г. в 7 час. 50 мин. ушла из дома и не вернулась Круглова Светлана Владиславовна 1976 г. р., прож. Москва, ул. Рогожский вал, студентка Гуманитарного университета.
Ее приметы: на вид — 18–21 год, рост — 169 см, худощавого телосложения, стройная, волосы каштановые, прямые, до плеч, глаза зеленоватые. Близорука.
Была одета: норковая шубка кремового цвета, сапоги светло-коричневые на молнии, платье серое шелковое, легенсы серые с черным орнаментом.
Звонить (далее следовали три телефона) или 02.
Поступило всего два звонка. Из сотен тысяч читателей (суммарный тираж составлял 650 000) только двое сумели сопоставить мелькнувшее на экране лицо мертвый девушки с фотографиями, напечатанными в их любимых газетах. Кроме констатации самого факта, звонившие, к сожалению, не смогли сообщить никаких сведений.
Владислав Игнатьевич Круглов, генерал-майор в отставке, и его жена Алевтина Михайловна и без посторонних звонков узнали свою единственную дочь Свету, которая ушла из дома в февральскую лютую ночь.
Глава девятая
Гамбург
Пока Москва жарилась в адском пекле, на побережье Северного моря хлестал дождями атлантический циклон. Даже вездесущие чайки-моевки, и те исчезли, найдя приют в укромных местечках.
Три ночи, проведенные вдали от дома, пролетели в каком-то угаре. Застолья в ночных кабаре, морские прогулки, симфонии, от которых кидает в сон, театральные представления, когда не понимаешь ни единого слова.
Кидин не впервые гостил в Гамбурге, и с каждым разом древний ганзейский город нравился ему все меньше и меньше. Туристские достопримечательности не прельщали, равно как и ночная жизнь. Скука. Ну прогулялся разок по ночному Рипперу, поглядел голых шлюх в освещенных витринах, а дальше что? Организация приятного отдыха входила в обязанности принимающей стороны. Это и классом повыше, и, главное, безопасно. Но шесть дней слишком долго, придется подсократить. В программе много ненужного. Старинные церкви, картины, всякие там аквариумы и ботанические сады — не для серьезных людей. Иван Николаевич и слыхом не слыхивал про Клопштока, но даже если бы это был его любимый поэт, то идея поехать куда-то в Альтону, чтобы постоять у могилы, никогда бы не пришла в голову бывшему философу-марксисту. И вообще Гамбург ассоциировался у него исключительно с Эрнстом Тельманом. Не из верности пролетарскому знамени, совершенно неуместной для процветающего банкира, но исключительно любопытства ради он съездил на Тарпенбекштрассе, 66, где раньше жил с женой Эльзой и дочкой Ирмой несгибаемый вождь германских коммунистов. Благо выдался свободный час между обедом и дегустацией.
«Дегустацией» Кидин называл посещение винного погребка под городской ратушей. Ратсвейнкеллер, однако, оказался совсем не похожим на подвалы Массандры или Цинандали, где Ивана Николаевича потчевали благодарные аспиранты из южных республик. У немцев и обстановка иная, и режим винопития, не как у нас. Коллекция, конечно, богатая, но пьют не то, что подсунут, а на свой вкус, как в ресторане, и закуска соответственно.
Столь тонко подмеченное различие, однако, никак не сказалось на конечном результате. Перемежая «Либраумильх», рейнское и мозельское изрядными глотками вейнбранда — местного коньяка, московский гость выпал в осадок, чем не только позабавил, но и обрадовал хозяев. Значит, понравилось, значит, доволен. О торжественном ужине в «Унионе», также намеченном по программе, не могло быть и речи.
Ивана Николаевича доставили в старый, но модернизированный по последнему слову гостиничного бизнеса «Гамбургерхоф» и бережно уложили на кровать в президентском номере. Ящик с «Либраумильх» и прочие сувениры аккуратно водрузили в стенной шкаф. Узнав, что название сладенького винца переводится на русский, как «Молоко любимой женщины», Кидин загорелся желанием позабавить Лору, но пробудившись далеко за полдень, оказался не в состоянии вспомнить, откуда взялся этот тяжеленный картонный ящик и что означает написанное на нем слово.
Поправив здоровье с помощью стакана французской минералки «Виши» и безотказного аквазельцера, Иван Николаевич напустил полную ванну и окунулся туда с головой. По сути это был настоящий бассейн из итальянского мрамора цвета хорошей буженины. Кидин решил, что непременно заведет у себя точно такой же. Мраморный пол с подогревом он соорудил еще в прошлом году, и водоем тоже был соответствующий, с тремя ступеньками, но захотелось такой, как тут — овальный. Невольно порадовался, что на Западе остается все меньше вещей, достойных подражания. Положа руку на сердце, у него было все, чего душа пожелает, кроме покоя и счастья. Кто-то здорово сказал, что пока ты голоден, хочется лишь одного — жрать, когда же есть еда, хочется женщину, когда есть и женщина, и еда — денег, но когда имеешь все, становится страшно. Страх не оставлял Иван Николаевича даже за границей. Он поражался тому как свободно и без всякой охраны разгуливают его деловые партнеры. Тот же Гюнтер Далюге, генеральный директор концерна I.G. Biotechnologie. Принимая его в Москве — ужин соорудили в казино, — Кидин места себе не находил, то и дело выбегал в холл, где дежурил Валентин со своими орлами. Смирнов лично контролировал обстановку: какая машина подруливает, кто в ней сидит, в чем одеты. Про фортели Центробанка и Минфина, постоянно менявших правила игры, и говорить не приходится. Нет более опасного занятия, чем бизнес в России. Но грех жаловаться: такой накрут, как в Москве, и не снился ни немцам, ни американцам.