Собрание сочинений в 10 томах. Том 7. Бог паутины: Роман в Интернете
Шрифт:
— А к нам вы, извиняюсь, по какой надобности? Рад буду оказать посильное содействие.
Федор Поликарпович охотно поделился своими заботами и, разложив на столе фотографии, подробно охарактеризовал оба случая трепанации.
— Какое ваше мнение, как специалиста по мозгу?
— Трудно так сразу сказать. — Диспозиция прояснилась, и Мирзоянц заметно повеселел. — Лично я к хирургии отношения не имею. Наверное, вы правильно поступили, обратившись за консультацией к Анатолию Мелентьевичу. У него, правда, другой профиль — биоинформативные системы, но, как знать… Человек широко эрудированный,
— Не откажусь. Жар жару выгоняет.
Мирзоянц полез за кипятильником, но чаевничать не довелось. Обитая простеганным кожзаменителем дверь распахнулась, и на пороге возник высокий широкоплечий здоровяк лет сорока в розовом блейзере с гербом неизвестного клуба. Типичный спортивный тренер международной квалификации с бодрым комсомольским оскалом.
— Вы из прокуратуры? — С месте в карьер обратился он прямо к Бобышкину, удостоив Мирзоянца небрежным кивком. — Еще раз извиняюсь. Задержался на таможне. Оборудование из ФРГ поступило, а там полный бардак. Пришлось выйти на руководство.
— Спасибо, что нашли время для встречи, — Бобышкин пожал протянутую руку. Не понравился ему этот спортсмен, с первого взгляда не понравился, но ничего не попишешь.
— Нам здесь расположиться или там, у него? — обратясь к Мирзоянцу, Серов кивнул на дверь, за которой находилась комната отдыха директора.
— Лучше тут, — Карен Нахапетович обидчиво поджал губы, поняв, что его присутствие нежелательно. — Василий Аполлинариевич не любит.
— Разве он не в отпуске?
— Можете занять мое место, — Мирзоянц демонстративно удалился в личные покои отсутствующего директора.
— Что положено Юпитеру, то не положено быку, — прокомментировал Серов. — Глупая пословица: Юпитер как был, так и остался быком.
— В самом деле?
— А кто уволок Европу на Крит, если не бык? Он и красавицу Ио в телицу обратил, сексуальный маньяк.
Мирзоянц не ошибся: эрудицию и характер профессор продемонстрировал с полоборота.
Федор Поликарпович вынужден был начать по новой, но уже со всеми подробностями.
— Эти? — не дожидаясь ответа, Серов сгреб снимки в стопку и принялся вдумчиво их разглядывать, один за другим, как банкомет, во избежание перебора. — Прелюбопытно и даже загадочно, но не по моей часта, — изрек он, выбросив перед собой веером.
— И никаких предположений? — Бобышкин, хоть и не обольщался, испытал нечто отдаленно похожее на разочарование. Целенаправленно изо дня в день подавляемые эмоции порой взбрыкивали.
— Человек предполагает, Федор Панкратович…
— Поликарпович.
— Прошу прощения, Федор Поликарпович… М-да, предполагает, — Серов замолчал, мрачно уставясь на выцветшую фотографию, висевшую над диваном. — Знаете, кто этот господин?
— Какой? — Бобышкин неловко приподнялся, обернувшись лицом к стене. Там красовался целый иконостас застекленных портретов с автографами и без. Узнать удалось только Дзержинского, Горького и, кажется, Павлова. — Этот?
— Нет, правее. С усами и в шляпе.
Многолетнее воздействие света превратило густой коричневый тон в грязно-желтый. Одутловатое лицо с большими усами едва проглядывало сквозь патину разложившегося виража. Устояла только старомодная шляпа с глубоким заломом.
— Нет, не узнаю.
— Оскар Фогт — первый директор и фактический основатель института. Мозг Ленина препарировали под его руководством. Носились с ним, как с писаной торбой, а он взял да уехал обратно в Германию.
— В самом деле? — выжидательно пробормотал Бобышкин, не понимая, куда клонит Серов.
— И правильно сделал. Иначе бы наверняка посадили, а там, глядишь, и к стенке поставили. Парадокс ситуации заключается в том, что часть срезов драгоценного мозга вождя мирового пролетариата хитрый немец забрал с собой, в Берлин. Кто бы мог предполагать, что, обласканный и облагодетельствованный большевиками, он будет держать нос по ветру? Ему за что платили золотом? За научное подтверждение гениальности несостоявшегося присяжного поверенного Ульянова. На основе сравнения остатков его серого вещества с мозговыми структурами самых выдающихся современников. Но герр Фогт предпочел решить задачу от противного, сделав ставку на знаменитых преступников: убийц, международных аферистов, маньяков. Не знаю, чего он там сумел доказать, но, как только Гитлер пришел к власти, результаты были опубликованы. Впрочем, особого успеха публичные демонстрации Фогта не снискали, кроме, конечно, Германии. Слишком сильны были в Европе левые симпатии. Думаю, этим и объясняется, почему ЧК не подослала убийц. И еще, это мое сугубо личное мнение, Сталину доставляло тайное удовольствие следить за тем, как выворачивают наизнанку нутро самого человечного. Коба ведь и сам был из уголовников, и с охранкой сотрудничал.
— Это не доказано.
— Доказано, доказано, — Серов успокоительно взмахнул ладонью. — И давно опубликовано за границей, наряду с документами кайзеровского генштаба относительно запломбированного вагона. Они стоили друг друга, учитель и ученик.
— Пусть будет по-вашему, — Федор Поликарпович раздраженно поморщился. — Но какое это имеет отношение к нашей теме?
— Самое непосредственное. Вы, кажется, хотели узнать мое мнение?
— За этим и пришел.
— Собственно, я вам его и излагаю. В исторической последовательности, ab ovo [50] . Без этого мое предположение покажется вам абсурдным, и вы потребуете доказательств, а у меня ограничено время.
— Однако вы мастер на парадоксы, — Бобышкин по-прежнему не мог уловить хотя бы направление стези, по которой пытался вести его этот оригинал широкого профиля. По идее, он должен бы закончить пословицу банальной аксиомой, если только не мнил Богом себя самого. С людьми подобного склада такое случается. — Я не потребую доказательств, Анатолий Мелентьевич. У меня вообще нет права чего-либо требовать. Но вопрос, не относящийся к делу, задать можно?
50
Oт яйца — с самого начала (лат.).