Собрание сочинений в 10 томах. Том 9. Пылающие скалы. Проснись, Фамагуста
Шрифт:
Было на удивление тихо. Безжизненно свисали с шестов молитвенные флаги, и бабочки, раскрыв крылья, как бы намертво прилипли к лиловым лепесткам первоцвета. Шевельнулось смутное желание по обычаю шерпов пропеть благодарственную мантру или, встав на колени, громко, от всей души выругаться.
Испытывая непонятное беспокойство, Макдональд сбросил рюкзак и присел в сторонке на камень с вездесущим тибетским заклинанием «ом-мани-пдмэ хум», обращенным к милостивому бодхисатве с одиннадцатью головами и четырьмя парами рук, всегда готовых прийти на помощь бьющемуся в тенетах иллюзий человеческому существу. Отсюда форт не был виден, и путника тоже нельзя было увидеть из его узких, затененных карнизами окон. Тронув щетину на изъязвленном, покрытом запекшимися корками лице, Макдональд окинул себя критическим оком. Рубашка под оранжевой штормовкой, некогда голубая, а ныне потемневшая от копоти и вся в кровавых отметинах,
7
Дословно. «Горы снежного человека»
Макдональд развязал рюкзак, посаженный на жесткую раму. Достав завернутый в фольгу кусок шоколада, он без особой охоты погрыз горькое, насыщенное питательными жирами полено, затем вынул портативную рацию системы «Шарп», бережно упрятанную между свернутым спальным мешком, утепленным пухом гагары, и одиночной палаткой.
Не успел он включить тумблер питания, как в наушничке завыли бури и заскрежетала жесть. Видимо, наименование «Всепоглощающий свет» оказалось пророческим. Радиоволны поглощались тут почти на всех диапазонах. В те же короткие мгновения, когда кое-как удавалось наладить обмен, без которого немыслим современный альпинизм, включалась, причем с точностью хронометра, эта самая скрежещущая помеха, и все тонуло в невыразимом хаосе. Казалось, вырастала металлическая стена, более высокая, чем сами Гималаи, о которую разбивались молящие голоса, погребенные лавиной раздробленной, утратившей какой бы то ни было смысл морзянки.
Мини-компьютер, хотя в этом уже не было особой необходимости, автоматически соединившись с коммуникационным спутником, взял пеленг. На панели недобро замигал рубиновый огонек. Можно было не проверять — источник помех работал где-то за перевалом, который, согласно всем сезонным таблицам, уже должен был открыться для движения, но пока пребывал в снежном плену.
Форт, а точнее, дзонг — это тибетское слово означает не только крепость, но и административную единицу — охранял единственную дорогу, ведущую через перевал в загадочную долину «Семи счастливых драгоценностей». На сотни миль во все стороны света это был единственный населенный пункт, где можно было переждать до конца муссонов и встретить снеготаяние. Располагая не только кроками местности, но и точнейшей картой, составленной по данным космической съемки, Макдональд, однако, не знал, что ждет его там, за чешуйчатой стеной и башнями, похожими на низкоусеченные пирамиды.
Причиной тому были не только скудные сведения, но и застарелая административная неразбериха. Юридически дзонг, чье население составляло ныне всего сотню с чем-то человек, все еще числился суверенным княжеством, связанным с соседним королевством Друк Юл [8] древней феодальной зависимостью. По договору, заключенному не то в семнадцатом, не то в восемнадцатом веке, местный раджа, или как там он назывался, выплачивал центральной власти ежегодную дань в размере четырнадцати с половиной вьюков сушеного сыра, который до самых последних дней считался основным валютным активом страны. Поскольку «Всепоглощающий свет» не имел дипломатических представительств ни в одной из столиц мира, то въезд в него, если таковой был вообще возможен фактически, не лимитировался никакими писаными ограничениями. Это существенно отличало местное законодательство от бутанского, ибо добыть пропуск в Друк Юл было делом практически безнадежным. В страну допускались избранные счастливцы, располагавшие личным приглашением короля или, на худой конец, одного из членов королевской семьи. Обойти это железобетонное установление не удалось еще никому. Макдональд знал о случаях, когда давали от ворот поворот даже путешественникам, имевшим письма от самого премьер-министра. Исключение делалось лишь для ламаистского духовенства, искавшего истины под сенью древнего монастыря «Тигровое логово». Макдональд мог только радоваться тому, что посещение запретного королевства не входило в его планы. Ведь даже на самый худой конец, если бутанская юрисдикция целиком распространялась на «Всепоглощающий свет», ничто не мешало одинокому альпинисту разбить свою палатку под стенами дзонга или возле того пихтового перелеска на другой стороне
8
Королевство драконов грома (Бутан).
«Меновой торговле такой компромисс как будто не помешает», — рассудил Макдональд, надеясь добыть что-нибудь съестное за редкостную здесь бутылку виски и блок сигарет «Кэмел». На кредитные карточки и наличную валюту он, разумеется, не очень рассчитывал. В этом смысле бутанская глубинка была еще более диким местом, чем даже первобытная страна с милым сердцу названием Горы снежного человека.
Макдональд вогнал телескопическую антенну в гнездо, сложил пеленгационную рамку и для надежности, чтобы не отсырели батареи, укрыл рацию в пластиковый мешок. Курить на высоте почти тридцать тысяч футов не слишком хотелось, и он решил сократить свой последний на пути к дзонгу привал.
До цели оставалось всего ничего — перейти на другой берег реки по мосту из пяти бамбуковых стеблей, переплетенных лианой. В обманчивом сиянии многих солнц ненадежное сооружение напоминало паутину, сверкающую капельками росы. Макдональд знал, сколь часто обрывалась подобная снасть, увлекая людей в молочный от пены беснующийся поток. Но выбора не было, и пришлось, сжав зубы, ступить на зеленоватую коленчатую соломину. Она раскачивалась в обе стороны и явственно прогибалась под ногами. Влажные подошвы то и дело соскальзывали, и очень сильно мешал рюкзак за спиной. Руки сами собой намертво впивались в «перила» — такие же бамбучины в тенетах лиан, и к горлу подкатывал тошнотворный ком. Вязкая от шоколада слюна затрудняла дыхание в разреженном воздухе. Даже для опытного альпиниста, каким по праву считался Чарлз Макдональд, доктор электроники и австралийский гражданин, гималайские мосты представляли серьезное испытание. Куда проще было бы перелететь над загнанной в преисподнюю угрюмой рекой по надежно схваченному «фиксами» канату.
Уже на закате солнца, когда один за другим погасли ложные двойники, Макдональд дошел до ворот, сбитых из мощных кедровых брусьев и сберегаемых парой устрашающих личин в коронах из черепов с пылающими киноварью глазницами. К зажатым в острых оскаленных клыках медным кольцам были привязаны полинявшие лоскутья и желтые от времени и непогод бараньи лопатки, исписанные красивой вязью тибетских букв. Именно по таким закопченным в огне костям местные ламы предсказывают судьбу.
Макдональд не мог знать, что ежевечерняя церемония изгнания злых духов уже состоялась, и дзонг, надежно защищенный теперь от демонов ночи, не раскроет своих ворот до следующего утра.
II
На первых порах пришельца приняли за гостя, хоть он вовсе не имел права на столь высокий ранг, дающий к тому же вполне конкретные жизненные блага. Впрочем, недоразумение сразу же разрешилось, едва Макдональда проводили в покои верховного ламы. Первый контакт принес обоюдное разочарование. Языковой барьер оказался абсолютно непреодолимым. Макдональд, правда, как будто сумел с помощью жестов объяснить, что пришел с гор, но осталось неясным, как истолковал духовный владыка крохотного княжества разыгранную пантомиму. Она могла доставить ему и чисто эстетическое удовольствие. Кто знает… Оставалось лишь молча ждать, что будет дальше. На свои способности к экстрасенсорному общению Макдональд, разумеется, полагался меньше всего.
Пока гость, преодолевая неловкость, оглядывал резные колонны, увитые ярко окрашенными драконами, и свитки с изображениями буддийских божеств, пока дивился золотым чашкам, в которых жарко горело буйволиное масло, сухонький старичок, чем-то похожий на потемневшую от времени сандаловую статуэтку, успел составить о нем свое представление.
— Кипо ре? [9] — осведомился он, проследив взгляд белого варвара, непочтительно вперившего очи в шелковое, расшитое аппликациями покрывало, изображавшее вероучителя Падма-самбаву.
9
Красиво? (тибет.)
Макдональд вопроса не понял, но счел возможным показать ламе язык. Это считалось здесь чем-то вроде дружеского приветствия. Заметив, что лама носит такую же шапку с золотым набалдашником, как и вышитый на шелку джентльмен с усиками, грозно сжимавший в руках жезл, на который были нанизаны мертвые головы и скелет, Макдональд почтительно склонил голову. Возможно, под влиянием созерцания священных атрибутов он внезапно прозрел и, повинуясь нежданному импульсу, решился на активное действие. Метнувшись к рюкзаку, оставленному у порога, он извлек бутылку тщательно сберегаемого «Джи энд Би» и, велико-светски улыбаясь, преподнес ее хозяину. И это было лучшим из возможных деяний.