Собрание сочинений в 12 т. Т. 6
Шрифт:
«В этом таится нечто противоестественное!» - подумал лейтенант Гобсон.
И действительно, какое мог он найти объяснение? Но другие заботы захватили его, и он бросил ломать себе голову над разрешением этой таинственной загадки.
Двадцать девятого сентября состояние атмосферы ощутимо изменилось. Термометр упал до сорока одного градуса по Фаренгейту (5° выше нуля по Цельсию). Небо заволокло тучами, которые не замедлили разразиться дождем. Наступало ненастье.
Миссис Джолиф занималась своими посевами до тех пор, пока не выпал снег. Можно было надеяться, что устойчивые семена щавеля и ложечника, укрытые толстым слоем снега, выдержат самый лютый мороз и дадут весною обильные всходы. Позади возвышенной части мыса под огород заранее было вскопано и засеяно в последние дни сентября несколько
Джаспер Гобсон не стал дожидаться, пока грянут морозы, и теперь же выдал своим спутникам зимнюю одежду. Так что все с удовольствием надели шерстяное белье и облачились в куртки из оленьего меха, штаны из тюленьей кожи, меховые шапки и непромокаемые сапоги. Комнаты тоже, если можно так выразиться, оделись в зимний наряд. Чтобы резкое понижение температуры не вызывало оледенения стен, их сверху донизу обили шкурами. К этому времени мастер Рэй уже установил вбирающие рассеянную в воздухе влагу конденсаторы, опорожнять которые следовало два раза в неделю. Что касается топки, то огонь в печи поддерживали сообразно изменениям погоды, с таким расчетом, чтобы в комнатах всегда была температура не ниже пятидесяти градусов по Фаренгейту (10° выше нуля по Цельсию). Впрочем, очень скоро толстая снеговая шапка должна была укрыть дом и воспрепятствовать убыли внутреннего тепла. Все это вместе взятое вселяло в зимовщиков надежду, что они успешно отразят обоих своих грозных врагов - холод и сырость.
Второго октября температура вновь упала, и первый снег запорошил окрестности мыса Батерст. Но ветер был слабый и не поднял обычной в северных областях метели, называемой англичанами «drifts». И мыс, и форт с его оградой, и длинная прибрежная полоса - все вскоре покрылось громадным ровным белым ковром. Незамерзшие воды озера и моря резко выделялись рядом со снегом своим тусклосерым, грязноватым цветом. Между тем на северном горизонте, отчетливо вырисовываясь на фоне облачного неба, показались первые айсберги. Сплошного ледяного поля пока еще не было, но природа уже накапливала материал, из которого мороз в недалеком будущем скует непроходимый ледовой барьер.
Впрочем, первый ледок не замедлил скрепить жидкую поверхность моря и озера. Озеро замерзло первым. Здесь и там появились огромные серовато-белые пятна, предвещая скорое рождение прочного льда, чему способствовала тихая безветренная погода. И действительно, после того как однажды ночью было пятнадцать градусов по Фаренгейту (9° ниже нуля по Цельсию), озеро наутро представляло собой настолько гладкую поверхность, что она удовлетворила бы самых взыскательных конькобежцев Серпентины. Затем небо на горизонте приобрело особый блеск, называемый китоловами «мерцанием», происходящий вследствие отражения лучей ледяными полями. Вскоре море замерзло на огромном пространстве. Из отдельных скопившихся льдин понемногу образовалось плотно спаявшееся с берегом гигантское поле льда. Но это океанское ледяное поле вовсе не было похоже на гладкое зеркало озера. Бурные волны, скованные морозом, взбудоражили его ровную поверхность. Здесь и там вздымались гряды льда, кое где соединенные по краям, - то были остановившиеся пловучие льдины, известные под названием «drift-ices», - и все поле вспучилось ледяными глыбами и обломками льда, вытесненными страшным давлением на поверхность. Китоловы называют эти глыбы «торосами».
В несколько дней вид мыса Батерст и его окрестностей неузнаваемо изменился. Миссис Полина Барнет, как завороженная, следила за этим волшебным превращением. Зрелище было для нее совершенно новое - путешественница охотно заплатила бы за него любыми лишениями и муками. Нельзя вообразить себе ничего прекраснее этого торжественного шествия зимы, этого грозного вступления мороза в его северные владения! Миссис Барнет не узнавала ни привычных видов, ни знакомых мест. Все вокруг преобразилось. На глазах путешественницы возникала новая страна, исполненная величественной печали. Мелкие подробности ландшафта исчезли, их скрыл под собою снег, сохранив только крупные, затушеванные морозной дымкой штрихи. Одна декорация сменялась другой, словно в феерии. Там, где недавно был могучий океан, теперь не осталось и признаков моря. Там, где была пестро расцвеченная земля, теперь лежал ослепительно белый ковер. Там, где был смешанный, разных
Сколько разговоров, какой оживленный обмен впечатлениями вызвали все эти перемены! Пожалуй, один лишь Томас Блэк остался равнодушным к изумительным красотам арктического пейзажа. Да и чего было ждать от погруженного в свои мысли астронома, которого, по правде, никто из членов маленькой колонии до сих пор не считал своим! Этот замкнувшийся в своей науке ученый жил только созерцанием небесных явлений, прогуливался только по лазурным дорогам небосвода, покидая какую-нибудь звезду для того лишь, чтобы тотчас перенестись на другую! И вот его небо стало затмеваться, созвездия исчезали из виду, непроницаемая завеса тумана протягивалась между ним и зенитом. Томас Блэк был вне себя! Но Джаспер Гобсон его утешил, пообещав ему в будущем благоприятные для астрономических наблюдений великолепные морозные ночи, и северные сияния, и светящиеся кольца вокруг планет, и ложные луны, и другие, достойные вызвать его восхищение чудеса полярных стран.
Тем временем температура держалась сносная. Ветра не было, а ведь именно ветер делает щипки мороза особенно чувствительными. Охота все еще продолжалась. На склады фактории поступали новые меха, в кладовые - новая провизия. Устремляясь в теплые края, во множестве пролетали тетерева и куропатки, доставлявшие фактории свежее и питательное мясо. В изобилии появились полярные зайцы уже в зимних шубках. Добрая сотня этих грызунов, следы которых легко было распознать на снегу, вскоре пополнила запасы форта.
Громадными стаями пролетали в вышине лебеди-шипуны - красивейшие представители пернатого царства Северной Америки. Охотники убили несколько пар лебедей. Это были роскошные птицы от четырех до пяти футов длиной, с белоснежным оперением и медно-красными головкой и горлом. Они переселялись в более гостеприимные края, где есть необходимые для их пропитания водяные растения и насекомые; летели они с необыкновенной быстротой, ибо воздух и вода - их истинные стихии. Замечены были и другие лебеди, так называемые «лебеди-трубачи», крик которых напоминает рожок горниста. Эти птицы величиной почти не уступают шипунам, спина и грудь у них белые, ноги и клюв черные. Их стаи также тянулись на юг. Ни Марбру, ни Сэбину не посчастливилось убить ни одного из этих трубачей, но вслед им они весьма многозначительно крикнули: «До свиданья!» Дело в том, что эти птицы неизменно возвращаются с первым дуновением весны, и именно в это время их легче всего подстрелить. Охотники факторий и индейцы особенно ценят в них кожу, перья и пух, и в иные счастливые годы десятки тысяч лебедей сбываются на рынках Старого Света, где они идут по полгинеи за штуку.
Теперь экспедиции никогда не длились больше нескольких часов и нередко прерывались из-за дурной погоды. Охотники не раз видели большие стаи волков; чтобы встретить их, уже не было надобности уходить далеко - подстрекаемые голодом, волки осмелели и подходили к самой фактории, раздражавшей их острый нюх вкусными кухонными запахами. По ночам часто доносился их зловещий вой. Не страшные в одиночку, в большом количестве эти хищники становятся опасны, и охотники выходили теперь за ограду фактории только хорошо вооруженными.
Гораздо более дерзкими стали и медведи. Не проходило дня, чтобы они не показывались вблизи форта, а ночью подбирались к самой ограде. Нескольких удалось ранить выстрелами, и они ушли, пятная снег кровью. Но приближалась уже середина октября, а ни один медведь не оставил еще в руках охотников своей теплой прекрасной шубы. Впрочем, Джаспер Гобсон запрещал своим людям нападать первыми на этих грозных зверей. С ними лучше было держаться оборонительной тактики, тем более что рано или поздно должно было наступить время, когда голод заставит их предпринять атаку на форт, и тогда, защищаясь, можно будет одновременно захватить добычу.