Собрание сочинений в 12 т. Т. 6
Шрифт:
Тем не менее через несколько дней случилось происшествие, которое для зимовщиков было целым событием; и оно показало, что даже в разгар зимы эта безмолвная пустыня не была совершенно безлюдна. По побережью и тогда скитались человеческие существа, которые, построив себе снеговые хижины, промышляли охотой на моржей. Эти люди принадлежали к племени «пожирателей сырых рыб» [11], которые кочуют по всему североамериканскому континенту от Баффинова моря до Берингова пролива, но никогда не заходят южнее Невольничьего озера.
В девять часов утра 14 декабря, возвратившись в факторию после обхода побережья, сержант Лонг,
– Кто же эти кочевники?
– спросил Джаспер Гобсон.
– Либо люди, либо моржи, - ответил сержант.
– Середины быть не может!
Бравый сержант очень удивился бы, если б узнал, что некоторые ученые как раз признают эту самую «середину», существования которой он не мог допустить. Действительно, нашлись натуралисты, которые наполовину в шутку, наполовину всерьез считали эскимосов «породой, средней между человеком и тюленем».
Лейтенант, миссис Полина Барнет, Мэдж и еще несколько человек тотчас решили воочию убедиться в присутствии нежданных гостей. Одевшись потеплее, чтобы невзначай не отморозить себе лицо или руки, вооружившись ружьями и топорами, обувшись в меховые сапоги, в которых даже на оледенелом льду не скользит нога, они вышли из ворот и двинулись вдоль края загроможденного льдинами побережья.
Луна в последней четверти бросала сквозь туман слабый свет на ледяное поле. Прошагав с час, лейтенант стал уже подумывать, что Лонг ошибся или в самом деле видел лишь моржей, нырнувших затем в родную стихию через никогда не замерзающие лунки во льду.
Однако сержант показал на сероватую струйку, вившуюся в нескольких сотнях шагов над небольшой конической возвышенностью поля, и спокойно заметил:
– А вот и дымок у моржей!
В эту минуту из снежной хижины ползком выбрались на лед какие-то живые существа. То были эскимосы, но мужчины или женщины, сказать мог только их соплеменник, ибо по одежде различить их было невозможно.
И вправду, хотя приведенное выше суждение натуралистов мало похвально, всякий невольно принял бы этих эскимосов за тюленей, за настоящих, покрытых шерстью животных. Их было шестеро: четверо больших и двое маленьких. Несмотря на низкий рост, все были широкоплечие, безбородые, с плоским носом, с нависшей над глазами тяжелой складкой век, большим толстогубым ртом и длинными черными жесткими волосами. Одеты они были в круглые малицы с капюшонами из моржовых шкур; на них были моржовые башлыки, сапоги и рукавицы. Эти полудикие существа подошли к европейцам и принялись молча их разглядывать.
– Кто говорит по-эскимосски?
– спросил Джаспер Гобсон своих товарищей.
С эскимосским языком не был знаком никто, но вдруг раздался чей-то голос, и все услышали английское приветствие:
– Welcome! Welcome! [12]
Говорил эскимос, вернее, как вскоре выяснилось, эскимоска; она приблизилась к миссис Полине Барнет и дружелюбно помахала ей рукой.
Изумленная путешественница произнесла в ответ несколько слов, которые туземка, повидимому, легко поняла; затем европейцы пригласили все эскимосское семейство направиться вместе с ними в форт.
Эскимосы обменялись взглядами, словно советуясь между собой, и после некоторого колебания тесной группой последовали за лейтенантом Гобсоном.
Когда эскимосы подошли к ограде и увидели дом, о существовании которого никто из
– Дом! Дом! Снежный дом?
Она спрашивала, сделан ли дом из снега; такой вопрос был вполне естественен, ибо все строения совершенно сливались с белой пеленой, покрывавшей землю. Ей объяснили, что дом деревянный. Эскимоска сказала что-то своим, и те ответили ей утвердительным знаком. Затем все вошли в ворота, и минуту спустя гости были введены в большую залу.
Здесь эскимосы скинули башлыки, и тогда стало возможным различить их пол. Среди них было двое мужчин лет сорока или пятидесяти, с желто-красными лицами, у обоих были острые зубы и сильно выдающиеся скулы, что придавало им отдаленное сходство с хищными зверями; затем две довольно молодые женщины с туго заплетенными косами, украшенными зубами и когтями полярных медведей; наконец, двое детей лет пяти-шести - два бедных маленьких существа с оживленными личиками, которые глядели вокруг себя широко раскрытыми от удивления глазами.
– Надо полагать, эскимосы всегда голодны, - сказал Джаспер Гобсон.
– Добрый кусок мяса, наверно, придется по вкусу нашим гостям.
По приказу лейтенанта капрал вынес жареного оленьего мяса, на которое бедняги накинулись с чисто животной жадностью. Только говорившая по-английски молодая эскимоска обнаружила некоторую сдержанность; она внимательно рассматривала миссис Полину Барнет и других женщин фактории. Увидев младенца на руках миссис Мак-Нап, она вскочила из-за стола, подбежала к нему и начала очень мило его ласкать, что-то нежно приговаривая.
Молодая туземка казалась если «е более развитой, то во всяком случае более цивилизованной, чем прочие члены ее семейства; это особенно бросилось в глаза, когда, закашлявшись, она поднесла руку ко рту согласно элементарным правилам учтивости.
Эта подробность ни от кого не ускользнула. Миссис Барнет, стараясь употреблять самые простые английские слова, завела с ней разговор и узнала, что молодая женщина год прожила в Упернивике в услужении у датского губернатора, женатого на англичанке. Затем ей пришлось покинуть Гренландию вместе со своей семьей, отправлявшейся на промысел. Двое мужчин были ее братья. Вторая женщина, мать детей, была жена одного из них и ее невестка. Все они возвращались с расположенного на востоке у побережья Британской Америки острова Мельбурн и направлялись на запад, в Русскую Америку, к мысу Барроу в Джорджии, где обосновалось их племя. То, что на мысе Батерст оказалась фактория, их очень поразило. Оба эскимоса даже покачали головой, увидав здесь поселение европейцев. Отнеслись ли они неодобрительно к тому, что на этой точке побережья вообще был построен форт? Или же просто местоположение его показалось им неудачно выбранным? Как ни старался лейтенант Гобсон добиться от них толкового объяснения, ему это так и не удалось, а быть может, он не понял их ответов.
Молодая эскимоска, которую звали Калюмах, видимо, почувствовала большую приязнь к миссис Барнет. Однако, несмотря на явное влечение к обществу, бедная девушка ничуть не жалела о покинутом ею месте у губернатора Упернивика; она была, должно быть, сильно привязана к своей семье.
Подкрепившись и разделив между собой полпинты брэнди, причем даже малыши получили свою долю, эскимосы распрощались с хозяевами; но перед уходом молодая туземка попросила путешественницу непременно посетить их снеговую хижину. Миссис Полина Барнет пообещала прийти назавтра, если позволит погода.